Шрифт:
Мы подошли.
Один из туристов колотил кулаками в дверь Байдарских ворот и орал:
— Гражданин! Вы уже три часа уборную занимаете! Нельзя же так! Ведь люди дожидаются!
— Пойдем отсюда, — развязно сказал Ниагаров. — Это не так интересно. Сейчас ты упадешь в обморок от изумления. Я покажу тебе… гм… Я покажу тебе настоящую швейцарскую корову…
— Не может быть!
— Молчи, несчастный! Здесь все может быть. Гляди! Чудесный экземпляр! Ты только посмотри. Какой хвост, какая чудесная шоколадная шерсть, а глаза-то, глаза! Прямо как у лошади, умные.
— Ниагаров, — укоризненно сказал я, — как тебе не стыдно! Во-первых, швейцарские экспонаты на выставку нс принимаются по случаю бойкота, а во-вторых, это не корова, а лошадь. И не экспонат, а она запряжена в телегу.
Но Ниагаров не унывал.
— Вздор! Это не важно! Пойдем! Ты сейчас упадешь в обморок. Живых бухарцев видел? Нет? Эх, глушь, глушь! Гляди! Видишь, какие полосатые, просто прелесть! Брови у них, по обычаям ислама, насурьмлены, а ноги выкрашены. Можешь потрогать руками, если хочешь. Это можно.
Один из бухарцев оглянулся и оказался хорошенькой женщиной.
— Нахал! Вы не смеете приставать к порядочной женщине!
— Смотри-ка! — воскликнул Ниагаров. — Английская территориальная пехота! Видишь, дуся, какая у них красивая форма?
Английский пехотинец подошел к Ниагарову и сказал:
— Гражданин, если будете приставать к женщинам, отправлю в район.
— Ладно, — сказал опечаленный Ниагаров. — В таком случае сейчас я вам покажу нечто исключительное. Голову потеряете. Пивная-с. Настоящая пивная «Новая Бавария».
На тот этот раз он оказался прав. Пивная была «Новая Бавария». И через час я потерял голову.
4. Птичка божия
Ниагаров ворвался в кабинет редактора:
— Здравствуйте, товарищ редактор! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Работаете?
— Работаю.
— Работайте, работайте! Кто не работает, тот не ест, как говорится. Правильно. И вообще — мир хижинам, война дворцам! Принес тебе стишки. Лирика. Незаменимо для октябрьского номера. Пятьдесят за строчку — деньги на бочку. А, как тебе это нравится? Видал-мин-дал? Это, брат, тебе не фунт изюму. Слушай:
Птичка божия не знает Ни заботы, ни труда. Хлопотливо не свивает Долговечного гнезда. В долгу ночь на ветке дремлет. Солнце красное взойдет…И так далее! А? Каково? Сознайся, плутишка, что ты иг ожидал такой прыти от старика Ниагарова. Я, брат, профессионал! Буржуазный поэт! Ха-ха! Гони монету…
Редактор покрутил отяжелевшей головой:
— Это нам, товарищ, не подходит.
— Почему же оно вам не подходит? — обидчиво заинтересовался Ниагаров.
— Потому что несовременное.
— Несовременное? А красное солнце, которое взойдет, — это тебе что? Прямой намек на социальную революцию! Определенно!
— Не подходит. Потому — у вас «птичка божия» и «гласу бога»… Принесите что-нибудь пролетарское. И без боги, Тогда пойдет.
Ровно через год Ниагаров стоял против редактора:
— Пей мою кровь. Без бога. Пролетарское. Слушай:
Птичка наша уж не знает Ни заботы, ни труда. Хлопотливо не свивает Долговечного гнезда. В долгу ночь на ветке дремлет. Солнце красное взойдет…Обрати внимание: «Солнце красное взойдет»!
Птичка гласу Маркса внемлет. Встрепенется и поет…— Не пойдет. Нет идеологии. Нет современности. И потом — что это за птичка, которая не знает ни забот, ни груда? В концлагере место теткой птичке, а не на страницах советской печати. О Колчаке что-нибудь лучше написали бы!
Ниагаров увял.
— Жалко. А если я с идеологией, и с современностью, и с Колчаком напишу?
— Тогда пойдет. До свидания! Закрывайте за собой дверь!
Через год Ниагаров возбужденно сказал:
— Вот. С идеологией. Современное, и про Колчака есть.
Птичка наша уже знает И заботы и труды. Хлопотливо выкидает Колчака она в пруды… В долгу ночь на ветке дремлет… Солнце красное взойдет! Птичка нас…— Не пойдет, — перебил редактор. — Несовременно.
Ниагаров сардонически захохотал.