Но это было только начало пути. Пусть первый этап расшифровки я преодолел, оставался второй, — понять что эти цифры теперь означают. Двенадцать рядов по восемь цифр в каждом, это девяносто шесть цифр ровным счётом. И пока у меня не было совершенно никаких ассоциаций, на тему, что они могут означать.

Покрутив цилиндр и так и этак, я, со вздохом, убрал его обратно в шкатулку.

На следующее утро я был уже в Академии. Новогодние каникулы ещё не кончились и ничкто и ничто не нарушало установившийся покой. Но совсем скоро кончится первая декада и пустые газоны заполонят студенты. Тишина в ужасе покинет это место до следующих каникул и покой нам будет только сниться. То и дело в воздухе будут летать заклинания и пробовать на прочность крепкие стены, которые не столько защищают академию, от угрозы извне, сколько защищают весь остальной город от самой академии.

Взлетев по ступеням, в вошел в просторный холл, направляясь в ректорский кабинет, предполагая, что Сильвия должна быть на месте. Угадал, разве что не угадал, что она там будет не одна. Ничего такого, на самом деле, просто магесса дер Нодерляйн и проректор по внеучебной госпожа Мымр изволили пьянствовать.

Распахнув дверь, я увидел их обоих, вольготно расположившихся в креслах, в окружении батареи винных бутылок. Большей частью пустых.

— А, наш отмеченный Воином профессор пожаловал, — произнесла чуть заплетающимся языком женщина, посмотрев на меня, -ну заходи, коль не шутишь.

— Сильвия, Рагырда, — поздоровался я с обеими дамами, прошел, аккуратно переступая стеклянные ёмкости, присел на стул, — что отмечаете?

— Отмечаем? — Нодерляйн икнула, затем скривилась и отхлебнула из горла зажатой в руке бутылки, — похороны отмечаем.

Я перевёл взгляд на понтийку, но та и не думала смеяться, продолжая с отрешённо мрачным видом смотреть куда-то вдаль. Похоже ректор про похороны не шутила.

— Соболезную, — лаконично ответил я, не став уточнять кого и когда похоронили.

Личное дело, меня не касается. Спросил:

— Насчёт переформирования групп, не думали?

— Твою мать, Локарис, ты что даже сейчас, в такой момент не можешь дать мне нормально проститься с давним товарищем? — с презрением произнесла Сильвия, покосившись на меня, — тебе настолько это важно?

— Прости, но да, важно. Если я не вовремя, так и скажи, приду завтра.

— Сиди, — топнула ногой она.

Перегнувшись через подлокотник кресла, нашарила ещё одну бутылку вина на полу, швырнула мне. Ну, или точнее будет сказать, что в меня. Благо сработали рефлексы и увесистый снаряд я перехватил до того как он встретился с моей головой.

— Решили мы всё, получишь ты свою группу, с этими заучками. Даже можешь их по своей программе учить, мне похрен, — грубовато ответила мне женщина, — всё одно, выпускные экзамены сдавать будете не мне.

— А кому? — задал я резонный вопрос.

— А я знаю? Как в столице решат.

Нодерляйн замолчала, вновь надолго присосавшись к бутылке. Затем вновь сфокусировала взгляд на мне и на вине, которое я вертел в руках.

— Что сидишь? Пей. Давай, пару глотков за беспокойную душу боевого мага Руксила Кадиса. Которому не сиделось на одном месте из за шила в жопе вот такого размера!

— Достойный был муж, — внезапно подала голос Мымр, всё также продолжая глядеть в пустоту, — появился ниоткуда и ушел в никуда.

Я тактично промолчал. Похоже обеих женщин с этим неизвестным мне Руксилом связывали какие-то отношения.

— Ни неоткуда, — поправила подругу Сильвия, — он был парнем с улицы, с самого занюханного района столицы. Воришка без прошлого и без будущего. Пока не ограбил магистра магии. Который, распознав в нем магический талант, не взял его себе в обучение.

— И ты веришь в эту чушь? — внезапно хмыкнула Рагырда, — поверь мне, навидалась я таких, со дна. Ничего общего. Задурил он тебе голову. Просто одарённый сынок богатеньких родителей позволивших себе оплатить индивидуальное обучение у магистра.

— Его проверял сам Капеллан!

— И? Капеллан тоже был всегда себе на уме, ему было выгодно поддерживать такую легенду подчинённого. Когда ты в разведке чем меньше правды о тебе знают, тем лучше.

Голос понтийки был вполне членораздельным, вот только откровенность, с которой она говорила, выдавала в ней крайнюю степень опьянения. Ничем другим я подобную словоохотливость женщины объяснить не мог. Тут же пожалел, что остался. Больно уж неудобные темы начали всплывать. Разведка там всякая.

— Тихо! — зашипела Нодерляйн, посмотрела на меня холодно, спросила, — ты что-нибудь слышал?

— Я? — приподнял я бровь, — простите, задумался. А о чём вы сейчас говорили?

— Молодец, — резко уронила голову на грудь ректор, но тут же подняла обратно, — правильно, нехрен кому-то знать, что мы из разведки.

Обречённо вздохнув, я произнёс:

— Это я тоже не слышал.

Поднялся было, собираясь уйти, но тут вновь послышался резкий голос ректорши:

— Куда?! Сиди давай.