Нашего знакомого мы нашли возле заброшенной промышленной зоны. Здесь находился отстойник для грузовых машин, автокранов, тракторов и другой техники. Их владельцы без дела слонялись по площадке в надежде заполучить хоть какой-то заказ.

– Я в деле! – обрадованно заявил Петрович, который уже неделю не был востребован со своим МАЗом. – Парни, дайте я вас расцелую!

Выехали мы из областного центра, чуть забрезжил рассвет, рассчитывая в первый же день успеть установить несколько памятников на близлежащих деревенских кладбищах. Всё необходимое для этого мы загрузили ещё с вечера: стелы с художественными портретами и эпитафиями, подставки под них, цветники, песок, щебень, цемент, арматуру и короткие швеллеры.

Дымчатые облака на восходе, подсвеченные снизу розовым только что пробудившимся солнцем, сказочно блистали. В кабине играла музыка, за окнами проносились смешанные леса, голубые с прозеленью реки, обширные поля и величественные дали, слегка смазанные белёсым туманом вперемешку с фиолетовым маревом. Я ни капли не пожалел о своём решении, впечатлённый окружавшей нас красотой.

Дмитрий Николаевич не обманул: сложного в установлении памятника действительно ничего не было, мы управлялись с одним надгробьем в среднем за час. Пока кто-нибудь из местных предупреждал хозяйку или родственников о нашем приезде, мы ехали на кладбище, выгружали стелу, цветник и готовили цементный раствор. Некоторые затруднения возникали, когда могила находилась далеко от входа. Тогда приходилось нести тяжёлую гранитную стелу через всё кладбище, неудобно пробираясь между тесно примкнувшими друг к другу высокими оградами, а то и могучими деревьями с грачиными на них гнёздами, похожими на мрачные чёрные наросты. Но скоро мы и с этим наловчились справляться.

К концу третьего дня у нас остался последний памятник. Петрович нашёл на карте области отдалённую деревеньку Змеёвку, которая располагалась от асфальтовой дороги на расстоянии шестидесяти километров по грунтовке. Туда-то и надо было его доставить. Чтобы сократить путь и тем самым сэкономить солярку и время, мы надумали добираться до деревни полями, краем берёзовых посадок.

Овраг по дороге мы проехали без труда, затем остались позади небольшой сосновый бор и песчаная насыпь, а вот переехать мелкую на вид лужу нам не повезло: забуксовали крепко. Мы и ветки под колёса подкладывали и толстые сучки, и сухой хворост, всё было напрасно.

– Живут же люди в такой глухомани, – с досадой сплюнул Петрович, едва не плача от жалости за свою кормилицу-машину. – Как у чёрта на куличках!

Дело наше действительно было безнадёжно, потому что без трактора машину ни за что не вызволить из трясины. А вокруг на десятки километров отсутствовали даже самые завалящие деревеньки, да и от того села, где только что находились, мы успели уже отъехать километров на пятнадцать. Хотя и тут было не так всё просто: неизвестно, имелся ли в селе вообще трактор? Но просто стоять и ждать когда наступит лето и грязь высохнет сама, таким количеством временем мы не обладали и, посовещавшись, отправились с Чуней назад в село.

Мы шагали довольно быстро, чтобы успеть до темноты, и, наверное, отмахали километров пять, как вдруг услышали далёкий рокот трактора. Он звучал как песнь! Мы замерли, не дыша, прислушиваясь, а потом, не сговариваясь, побежали в ту сторону, на звук мотора. Вылетели за посадки и увидели далеко в поле гусеничный трактор с культиватором. Утопая в податливой рыхлой земле по щиколотки, мы бросились ему навстречу, заполошно размахивая руками.

Разговор с трактористом, мелким мужичком в клетчатой засаленной рубахе нараспашку, в кепке с порванным козырьком и с грязным весёлым лицом был короткий, но деловой. Мы пообещали ему литр самогона, который иногда получали в благодарность за свои труды от простых деревенских жителей. Тракторист без разговоров отцепил культиватор, мы с Чуней забрались к нему в кабину и трактор, взревев мотором, будто танк, наискось, прямо через вспаханное поле уверенно двинулся к машине.

– Пацаны, всё ништяк, – сказал довольный мужичок, глядя на вызволенный им из грязи МАЗ, отпил прямо из горлышка самогона и уехал продолжать нелёгкий свой труд.

В отдалённую деревеньку, в ту самую злополучную Змеёвку, мы попали только к вечеру. Она состояла из десятка домов, раскиданных на пологом холме, заросшем вётлами. Мы разыскали бабушку, старенькую жену покойного ветерана. Тихая старушка показала нам могилу и ушла, сославшись на недомогание.

– Утром будем дома, – мечтал Петрович, размешивая раствор. – Приму душ, сто грамм и наконец-то хоть высплюсь как белый человек.

Лёгкие сумерки медленно густели, окутывая мутной синевой кусты и без того глухого кладбища. Оставалось укрепить цветник, но стемнело так, что уже и не разглядеть было чёрные гранитные бруски. А ведь требовалось ещё смотреть по уровню, чтобы выровнять все части надгробья. Доделывали мы уже при свете машинных фар.

– Повезло нам, мужички, что могила находится с краю, – сказал Петрович довольный собой, что догадался поставить свой МАЗ как надо. – А то до китайской пасхи здесь бы ночевали.

Мы стали собирать инструменты, как неожиданно из кромешной темноты раздался грозный мужской голос:

– Лежать! – и тотчас раскатисто грохнул ружейный выстрел.

Мы мигом попадали на землю, уткнувшись растерянными лицами в мокрую от росы траву.

– Руки за голову, – опять скомандовал грозный голос. – Да не балуйте, перестреляю как куропаток. Ишь ты взяли моду воровать по ночам металл с кладбища. На вас так нержавейки не напасёшься, ироды.

На свет выехал верхом на вороном коне косматый и бородатый неказистый мужик в возрасте. В руках он держал охотничье ружьё, направив его стволами на нас.