Шрифт:
— Автобусы не спят. Но они тоже отдыхают. Целый день автобусы трудятся, бегают с одного конца города на другой, перевозят пассажиров. И только поздно ночью шофёры вводят их в гараж — большой такой сарай. Там их осматривают механики. Видят, у одного автобуса шина очень стёрлась, вот-вот лопнет. Значит, надо заменить шину. У второго щёточка сломалась — та, что ветровое стекло прочищает. Это тоже плохо: пойдёт снег, залепит стекло, и шофёр не увидит, куда ехать. У третьего что-то внутри не ладится — надо отремонтировать. Так оглядят каждую машину и сделают всё, чтоб на другой день автобусы опять были готовы неутомимо бегать по городу.
— А ты нас покатаешь, как раньше?
— Покатаю. Спи.
Ната вздохнула, повернулась на другой бок и затихла.
Когда папа опять подошёл к постели, чтобы поправить на девочках одеяло, Ната и Тата уже спали. Их личики то слегка хмурились, то улыбались. Что им снится: страшный волк, который догоняет маленького зайчика или зелёная ёлочка, прикрывшая серенького своими ветвями? Санки-кувыркалки или голубой папин автобус, который мчит их по людным улицам города? А может, весёлая Снегурочка или добрый дед Мороз?
Трудно отгадать. Возможно, и то, и другое, и третье… Вот они завтра проснутся, мы их и спросим.
ВОРОБЫШЕК
На охоту
В комнате горел свет. Значит, на улице было ещё темно. Я открыл другой глаз и увидел папу. Он стоял посреди комнаты в своём коротком кожушке и подпоясывался широким охотничьим ремнём с маленькими кармашками для патронов. Этот ремень называется патронташем.
Меня сразу точно подбросило на кровати. Я вскочил и, протирая глаза, спросил:
— Пап, ты на охоту?
— Спи, сынок.
— А ты на охоту? — не отставал я.
— Да так, пойду поброжу немного.
Каждый выходной день папа отправлялся на охоту в лес или в поле, но вставал он так рано, что я видел его лишь тогда, когда он возвращался домой. Я всегда просил, чтобы в следующий раз папа взял меня с собой, а он смеялся и отвечал:
— Хорошо, только с одним уговором: если спать не будешь — пойдёшь, а вовремя не проснёшься — не взыщи, будить не стану.
И вот сегодня, наконец, мне посчастливилось проснуться вовремя.
— Я тоже пойду! — И, не ожидая папиного ответа, я вскочил с кровати.
— Ну куда тебе! На дворе вон как темно и страшно…
— А чего страшно? Волка? Так ведь у тебя ружьё, и я своё возьму.
Босиком я бросился в уголок, где стояло моё двуствольное, как и у отца, ружьё. Только маленькое. Его ещё давно купила мама в день моего рождения.
— А в лесу снегу знаешь сколько? Ты не сможешь идти.
— Так ты пойдёшь впереди, а я — за тобой.
— Ну уж возьми его, раз обещал, — попросила мама. — Побегает за тобой — в другой раз не захочет.
— Ладно, так и быть, — согласился отец. — Одевайся скорее.
Ух, как же я торопился! Я забегал по комнате, кидаясь то к валенкам, то к тёплому свитеру, то к своему ружью.
— Обожди, не суетись, я тёплые рейтузы найду, — смеясь, сказала мама. — Постой, валенки на босу ногу? Носки шерстяные надень.
Наконец с ружьями за плечами вышли мы со двора. Уже в нескольких домах светились огоньки. У соседей запел петух. Вдоль улицы пробежал ветер и донёс музыку из репродуктора, висевшего в центре села. Под музыку дядя физкультурник говорил:
— Ниже, ниже наклоняйтесь. Не сгибайте ноги в коленях. Три-четыре…
Воробышек
Пока мы добирались до леса, уже совсем рассвело. В лесу сначала кажется тихо-тихо. Но, когда прислушаешься, уловишь: где-то хрустнула веточка, а там вспорхнула с дерева пташка — только снег посыпался и словно дым обволок на какое-то время кусты. А издали слышится: «Тук-тук. Тук-тук-тук…»
— Что это?
— Дятел трудится, — сказал папа.
Долго ходили мы по лесу, много видели всяких звериных следов — и маленьких и больших, но ни лисица, ни заяц так нам и не попались.
— Давай отдохнём, — попросил я папу.
Но, когда мы присели на кучу хвороста, я почувствовал, что в валенки откуда-то набралась вода и ноги мои закоченели. Я сказал об этом папе.
— Ну что ж, тогда пошли домой.
Мы уже подходили к дому, только с другой стороны, с огородов, когда из-за кустов выскочил заяц. Папа поднял ружьё и, не целясь, выстрелил. С кустов шумно поднялась стайка воробьёв, а беляк, прижав к спине уши, изо всех сил понёсся через луг к лесу.