— Надо же, как тебя разнесло, уже за столом не помещаешься, — фыркнула Каталина Сергеевна, не сводя пылающих гневом глаз с Максима.

Блондинка отчаянно покраснела и выскочила из кабинета с такой скоростью, словно от голодного тигра улепётывала. В коридоре же, надёжно защитившись от грозной начальницы дверью, Марина в сердцах плюнула на пол и одними губами яростно прошептала:

— Вот крыса! Да чтоб ты провалилась, проклятая!

Разумеется, проваливаться Каталина Сергеевна не собиралась. Наоборот, покрепче расставила стройные ноги, сверкнула глазами и окинула Максима таким взглядом, что он почувствовал себя жалким червём. Червём? Нет, ещё хуже, куском грязи, каплей помоев.

— Ты, кажется, слишком много о себе возомнил? — усмехнулась Каталина Сергеевна, проводя наманикюренным ноготком по щеке Максима. — Мальчик мой, то, что я с тобой сплю, не делает тебя особенным. Даже твои фотографии, весьма неплохие, признаю, тоже не делают тебя особенным. Особенным тебя делаю я. Без меня ты даже не ноль, минус. Именно я вытащила тебя из вонючего подвала, в котором ты делал моментальные снимки на паспорт и прочие документы. Именно я пригласила тебя фотографом в этот журнал. Именно я допустила тебя до своего тела. Не забывайся, мальчик, всё, что я тебе дала, я легко могу отобрать. И ты снова станешь минусом.

— Ну и стерва же ты, Катька, — со смесью восхищения и презрения заметил Максим. — В кого только? Родители же были нормальные люди.

— Эти, как ты выразился, нормальные люди не достигли в жизни ни-че-го, — Каталина прошлась по кабинету, звучно цокая каблуками. — Мамаша всю жизнь чужим деткам носы подтирала, папаша на заводе вкалывал, пока не выгнали, потом пил так, что чертей видел. Мерзкие людишки!

Каталина брезгливо передёрнула плечами.

— Эти мерзкие людишки пользовались любовью друзей и уважением соседей, — голос Максима зазвенел, подобно боевой трубе, призывающей на бой. — И отец твой запил не на пустом месте, а потому, что…

— В один год потерял и жену, и работу, — одним уголком губ усмехнулась Каталина, — я помню. У этого бесхребетника не хватило мужества начать жизнь с чистого листа!

— А не поздновато, в пятьдесят семь лет жизнь с чистого листа начинать?! — окончательно вызверился Максим. — Катька, кончай, а то ей-же-ей ударю!

— Ударь, — Каталина решительно подошла к парню, почти прижалась к нему, — ну, что же ты медлишь? Давай, бей! Докажи свою мужественность!

Максим стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев, а потом схватил Каталину и… нет, не ударил, конечно. Впился в губы яростным, на грани боли поцелуем. Отпустил только когда закончился воздух в груди, отстранился, тяжело дыша, смаргивая плывущий перед глазами тяжёлый багряный туман.

— И это всё, на что ты способен? — Каталина с пренебрежительной усмешкой полезла в стол за зеркальцем и помадой. — Хотя должна признать, с каждым разом ты целуешься всё лучше. Мальчик мой, поздравляю, ты обучаем!

— Зачем ты так, Катька, — прошептал Максим, без сил опускаясь на стул.

— Но не до конца, — продолжила, пропустив реплику парня мимо ушей, Каталина Сергеевна. — Я тысячу раз говорила, что меня зовут Каталина.

— Тебя зовут Катерина, — повысил голос Максим, — Катерина Сергеевна Лобанова. Я знаю тебя с детства, уж передо мной-то ты могла бы и не выпендриваться.

Каталина Сергеевна, чеканя шаг, подошла к парню, взяла его за широкие плечи, склонилась к самому уху и шепнула бархатистым, волнующим до самых глубин голосом:

— Меня зовут Каталина. И если будешь хорошим мальчиком и не станешь спорить, в обеденный перерыв двери моего кабинета будут для тебя открыты.

Максим хотел гордо отказаться, сказать что-нибудь и уйти не оглядываясь, но узкая прохладная ладошка скользнула в расстёгнутый ворот шёлковой рубашки, а другая и вовсе легла на бедро, в опасной близости от паха. От этих почти невинных прикосновений вспугнутыми воробьями разлетелись все слова в голове, остались только инстинкты: хватательный, на колени сажательный и страстно целовательный.

— Так как? — прошептала Каталина, поглаживая грудь Максима. — Ты придёшь?

Парень отчаянно закивал головой, судорожно облизывая сухие губы.

— Вот и умница, — Каталина ловко отпрянула в сторону, поправила чуть задравшуюся юбку и сухим деловым тоном закончила. — Жду тебя в обед с распечатанными фотографиями, — после чего села за свой рабочий стол и открыла электронную почту. Спокойно, деловито и отрешённо, словно ничего и не произошло.

«А может, для неё наши отношения действительно ничего не значат? — уныло думал Максим, выходя из кабинета. — Она мной пользуется, а я, как идиот, только слюни пускаю, позволяя ей из себя верёвки вить. Нет, так дело дальше не пойдёт. Хватит, надоело! Что она, единственная женщина в мире? Да я дюжину таких найду! Хотя нет, дюжины мне не надо, одной хватит. Единственной, чтобы на всю жизнь, в болезни и здравии и так далее, по тексту».

— Ваш кофе, Максим Андреевич, — вырвал парня из мрачных мыслей нежный девичий голосок.

Максим поднял глаза и пару секунд незряче смотрел на попеременно краснеющую и бледнеющую Марьяну, в руках которой всё сильнее дрожал поднос с чашечкой ароматного кофе и парой пирожных со сгущёнкой, так нежно любимых Максимом.

— Ваш кофе, — повторила Марьяна, — пожалуйста.

Максим машинально взял поднос, не сводя с девушки внимательного взгляда профессионального фотографа.

«А она ничего, — молнией проносилось в голове парня, — симпатичная. И фигурка почти модельная, без лишнего жирка, но при этом и костями не гремит. И нежная, настоящая женщина, а не то что некоторые, крысы в юбке. Заботливая опять же, причём безвозмездно, своей добротой точно попрекать не станет. Интересно, а в постели она какова? Вот сейчас и проверим».