Шрифт:
Сходил на охоту, переключился.
Принес зайца, пытался опять поучить Эви правильно свежевать и готовить добычу.
В процессе сорвался, наорал снова на девчонку, горюющую над окровавленной тушкой.
Все предсказуемо закончилось марафоном в постели.
Ну не мог он спокойно смотреть в ее испуганное лицо, со слезами на глазах.
Слишком нравилось наблюдать смену выражений испуга на возбуждение. Слишком нравилось осознавать, что причина этому — он.
Он заставляет ее краснеть, заводиться, терять контроль над собственным телом в стремлении получить кайф. Кайф, который она распробовала именно с ним.
Даже мысль об этом заводила.
Сегодня он уехал, не предупредив, рано утром. Эви спала, утомленная долгим ночным сексом, лица за волосами видно не было. Только изящный изгиб спины, с ямочками над ягодицами. Дерил не удержался, провел рукой от шеи, вдоль позвонков, до поясницы.
Девчонка во сне потянулась, как кошка, инстинктивно подставляясь под его ласку, застонала тихо и призывно.
Рука замерла на поясе. Неосознанно сжала сильнее.
И резко оторвалась.
Дерил выругался и ушел, не оглядываясь. Понимая, что еще чуть-чуть — и остался бы.
Сука! Медовая, блядь, ловушка!
Нет, нет уж!
Контроль, конечно, проебан полностью, но мозги вроде пока при нем.
Девочку надо одевать. Девочку надо кормить. Девочку надо защищать.
А для этого надо делами заниматься.
К тому же, вот-вот должен был вернуться брат.
О том, что с Мерлом могло что-то случиться, Дерил даже не думал. Только не с этим говнюком.
Дом встретил тишиной. Подозрительной такой тишиной. Девчонка, похоже, что-то натворила и теперь прячется. Опасается. Хотя, чего ей опасаться-то? Наказания? Да что он ей сделает? Только выебет опять.
Тоже мне, наказание.
Но дом был пуст.
Дерил прошел по комнатам. Не хватало джинсов Эви, единственных, которые она берегла, как зеницу ока. Не хватало небольшого рюкзака. Пары поясных ножей. Пистолета с двумя обоймами. Обуви.
Он вышел на крыльцо. Огляделся. Ушла, значит. Ну, это вряд ли. Вряд ли.
Дерил подавил дикое желание заорать и разъебать о стену любимый арбалет. Это потом. Все потом. Сначала он найдет эту дурную кошку, слишком в себя поверившую.
7
Эви сидела на дереве, разглядывая скребущих ствол мертвецов. Вот это она попала. О чем думала только?
Ни о чем. Ни о чем она не думала, кроме того, как уйти подальше и побыстрее.
Ушла. Недалеко и не быстро.
Все-таки за две недели полной, абсолютной защищённости от ужасного внешнего мира она расслабилась. Эви и до этого до конца не осознавала происходящее, мертвецов видела только из окон квартиры и машины, а потом совсем не видела, потому что Диксон ее из постели почти не выпускал, какие уж тут ужасы окружающего мира.
Все это время, проведенное в постоянном возбужденном состоянии, сладком, мучительном дурмане, Эви все-таки не оставляла мысль. О побеге.
Об избавлении.
Как странно!
Она готова была терпеть Дерила, когда ей совершенно не нравился секс с ним, и хотела сбежать теперь, когда с ума сходила от него. От того, что он с нею вытворял. От того, что она вытворяла.
Потому что самое страшное, что могло с ней случится, это потеря себя. Своего внутреннего "я", своего мира.
Она готова была мириться с вторжением в ее тело, но не в душу. А все к тому шло.
Этот немногословный грубый мужчина приручал ее, как кошку, привязывал сладкими реакциями тела, поощрял хорошее поведение таким наслаждением, которого Эви никогда и не испытывала. И, пожалуй, не хотела испытать. Не хотела знать себя такой. Безумной. Текущей. Развратной. Глупой. Зависимой.
Эви боялась этого. Боялась того, насколько изменилось ее отношение к Дерилу. Ведь он вел себя так же, абсолютно так же, как прежде! Был таким же грубым, насмешливым засранцем, так же требовал от нее еды и секса. И, наверняка, его отношение к ней тоже не изменилось. Подстилка, купленная за две канистры бензина.
Она не могла, просто не могла больше быть с ним рядом. Осознавать, что смотрит на него по-другому, что думает о нем постоянно, что хочет его невозможно как. Осознавать, что ждет от него какой-то другой реакции, другого поведения. Просто потому, что он делает ей невероятно хорошо в постели. А он-то делает все, как обычно! Это она, оказывается, настолько ненормальная, что начала получать от этого удовольствие.
Эви страшилась себя, своих реакций. Не хотела признаваться, что за это время она специально несколько раз доводила его до бешенства и себя до слез. Просто потому, что затем получала невероятное, феерическое удовольствие, граничащее с болью, со страхом, и от этого еще более острое, на грани.