— Какого оборота?

— Да твой отец стал последней каплей в чаше терпения и Лекси взбесилась, когда узнала, что тот с тобой сделал. Она прошла свой первый оборот и чуть не прикончила его.

Амат вопросительно посмотрел на меня.

— Но чешуя нага с-слишком крепкая даже для драконьих когтей, не говоря уже о более с-слабых вампирах…

— Она — химера, друг мой. Высшее существо — прародитель всех остальных рас.

Глаза Амата стали на два блюдца. Да я и сам сначала подумал, что я не в себе, когда увидел Лекси в новом облике. И когда она с легкостью распорола чешую повелителя — все встало на свои места.

Мы тихо прошли в спальню, и наг присел на корточки рядом с кроватью. Амат нежно взял ее ладонь в свои руки и склонился над ней, проведя своим раздвоенным языком по коже.

На запястье тут же запульсировала брачная вязь.

— Никогда не прощу ему этого — прошептал Амат.

Лекси закопошилась в своем коконе из одеяла и приоткрыла глаза. Она немного поморгала, словно прогоняя сонное видение, а после широко раскрыла глаза.

— Привет — улыбнулся ей Амат.

— Привет… Как ты?

— Не помню пос-следние два года. А в ос-стальном я в порядке.

— И нас тоже не помнишь? — с грустью спросила Лекси.

— Это голова не помнит, но мой зверь и мое с-сердце никогда не забывали — ответил он, легонько прикоснувшись кончиками пальцев к ее щеке — меня вс-се время куда-то тянуло, тос-ска с-съедала вс-се внутри, но я не мог понять, что с-со мной, пока не почувс-ствовал тебя.

— А можно как-то это исправить? Вернуть тебе воспоминания?

— Я не знаю.

Она посмотрела на меня.

— Я тоже о таком не слышал — пожал я плечами — в крайнем случае — обеспечим нас новыми воспоминаниями.

Лекси слабо улыбнулась и удобнее устроилась на кровати.

В гостиной снова раздался стук в дверь.

Я сделал знак Амату, чтобы он оставался тут, а сам пошел проверить, кто там.

Посыльный принес письмо от повелителя, где он долго и слезно просил прощения, а после еще более слезно просил нас остаться на вечерний бал, который отменить не в силах, на котором и объявит о том, что второй принц стал женатым нагом.

Слуга ждал ответ, но я решил, что ответ должна дать Лекси и Амат — они — самая пострадавшая сторона.

Как я и думал, они скривились от одного упоминания повелителя. Но немного поразмыслив, все же решили идти и заявить о себе, чтобы у всяких советников, повелителей и прочих хвостатых не было больше соблазна по словам Лекс «раззявливать свою пасть на чужой каравай».

Наша жена решила этому серпентарию показать, кто тут главный, я лишь усмехнулся.

А после она подгребла нас обоих к себе, чмокнула нас по очереди в нос и снова уснула, но уже с улыбкой на губах.

Алексия.

Просыпаться не хотелось. Впервые я за долгие дни спала спокойно и крепко. Но чьи-то настойчивые и ласковые руки нежно обнимали меня и оглаживали, стараясь аккуратно разбудить.

— Ну шершавенький, ну еще немного — сонно пробормотала я, чем вызвала мягкий смех моих мужчин.

— Вставай, соня. Пора собираться на бал и как ты говоришь, «показывать там всем кузькину мать».

— Я есть хочу — проныла я — а тут кормят так же, как у Тристана в замке.

— Идем на кухню — рассмеялся Амат — целуя меня.

— Тебе хорошо — вздохнул Хайден — ты не помнишь, какая это оказывается гадость — дворцовая кухня. Вот попробуешь снова мороженое и познаешь бескрайние просторы счастья.

Но долго меня уговаривать не пришлось. Я решила и вправду приготовить мороженое, но как подарок для гостей на балу. Так сказать, от нашего стола змеиному клубку.

Местный шеф-повар встал грудью на защиту своей святая святых, за что под рученьки был выведен охраной прочь. А я начала творить и вытворять, но, как всегда, немного увлеклась и сделала не только мороженое, но и канапе и тарталетки.

Мужья утащили меня буквально за полчаса до начала торжества, чтобы успеть всунуть меня в нарядное платье, причесать и сделать какой-никакой макияж.

Естественно, мы опоздали на двадцать минут.

Когда мы втроем вошли в зал полный разных лю… существ, то все взоры сразу обратились на нас.

Тристан и Николаус стояли подле повелителя Шартасса и о чем-то снисходительно беседовали с ним. Сам же повелитель был несколько бледен, но в остальном никак не выражал, что раны его беспокоят. Он с мольбой посмотрел на сына, но Амат и бровью не повел, наградив отца таким презрительно-холодным взглядом, что тот сразу как-то сдулся.