У большой полинявшей палатки стоят две арбы, торчащими дышлами напоминая зенитки, что были установлены неподалеку отсюда в годы войны. Поодаль — сколоченная из досок кормушка для собак, с таким усердием оберегающих и чабанов и отары. А вокруг палатки разбросаны всякие пожитки животноводческой бригады. Здесь две бригады. Хала-Букун — это значит старший чабан, он же и бригадир. Али-Булат, отец Асият, и Сирхан, отец Усмана, — оба старшие чабаны. У первого овец в отарах больше тысячи, а у второго — более девятисот. И эти две бригады почти всегда бывают вместе: и на зимовье в Ногайских степях, и здесь, на летних пастбищах. У Али-Булата в бригаде пять чабанов, а у Сирхана, хотя у него меньше овец, — шесть. Бригады соревнуются как между собой, так и с другими бригадами.

Бригада Али-Булата сохранила от каждой сотни овцематок по сто семнадцать ягнят, тогда как бригада Сирхана от каждой сотни овцематок — по восемьдесят три ягненка. Зато настриг шерсти вторая бригада дала почти вдвое больше. Почему? Потому что Сирхан сторонник раннего окота овец. Такие ягнята быстро набирают в весе, и их можно стричь, а ягнята в бригаде Али-Булата ко времени стрижки бывают еще очень малы. Каждый сторонник своего метода, каждый защищает свои способы.

Метод Сирхана считается прогрессивным, новым, тогда как метод Али-Булата старый и испытанный, и Али-Булат выставляет всегда один аргумент: «При раннем окоте ни у одной овцы не бывает двойняшек, нужно больше ухода и больше дефицитного корма». На что Сирхан отвечает: «Надо думать о доходе, доход с шерсти больше».

А шерсть сейчас в цене. Метод этот в овцеводстве нашем считается новым, а все новое, прогрессивное поначалу всегда встречает на своем пути препятствия. «И от кого, от Али-Булата, который меня обвинял и назвал «консерватором», я такого не ожидал», — бывает, ворчит Сирхан.

Усман, отпустив лошадь, возился с собакой, раненной в схватке с волками. Пса держал, помогая ему, отец его Сирхан. А Али-Булат с другим чабаном спускался с косогора к стоянке. Шел он, переваливаясь с ноги на ногу. По походке тяжелой и неровной легко можно было узнать его.

В это время мы обратили внимание на овцу, которая кружилась на одном месте, точь-в-точь как котенок, который хочет поймать свой хвост.

— Что с ней? — заинтересовался я.

— Не жилец более она, — говорит, поравнявшись с нами, Али-Булат. — Вертячка, болезнь такая есть.

— И нельзя излечить?

— Можно, — смеется Ражбадин, — только хирургическим путем. А кто будет оперировать овцу? Лучшая операция — это зарезать.

— Давненько ты, директор, не удостаивал нас чести своим посещением… — говорит Али-Булат после якши-куш — приветствий и рукопожатий.

— Иных забот больше стало. А у вас, я знаю, дела идут хорошо… — со значением говорил Усатый Ражбадин, — овцы целы, волки дерутся с собаками… ветврач вам нужен только для того, чтобы лечить собак. По-моему, все в порядке!

— В порядке ли?.. — замечает Сирхан. — Травы сочной в этом году мало, вот овцы и не набирают веса. В такое время в прошлом году ягнята уже были как бараны, а теперь… вон гляди… — жира совсем нет. — Сирхан показывал на освежеванного ягненка.

— Да, твоя правда, Сирхан, но я молился, чтоб дождей было мало, и бог услышал мои молитвы.

— Ты что же это, директор, сам себе враг?

— Нет, не враг. За мной еще стройка большая. Молился, чтоб строителям сопутствовала хорошая погода, и теперь выходит, что упустил из виду, что она отразится на травостое… Не только это, ведь из-за засушливого лета и колорадский жук одолевает нас. Вот такой, выходит, баклажан.

— Ты лучше поверни свои молитвы в нашу сторону, директор, — замечает Али-Булат, разворачивая на траве большую цветастую клеенку.

— Как же я поверну свои молитвы в вашу сторону, если вы мне палки в колеса ставите? — придирчиво заявляет директор, вызвав у чабанов явное недоумение и даже досаду.

— Нет, неправда, Ражбадин, если есть тебе поддержка в совхозе, так это мы… — твердо говорит Али-Булат. — Во всех отношениях. Разве не так, Сирхан?

— Так, так… — поддерживает Сирхан друга.

— Что-то не вижу…

— Как не видишь? По доходам считай, директор, по доходам: план по шерсти выполнили, поголовье ягнят увеличили…

— А вот инициативу, проявленную молодежью, хотите погубить.

Теперь мне стало ясно, в чем директор хочет упрекнуть животноводов.

— Какую это такую инициативу? — с тревогой смотрит Али-Булат на Ражбадина.

— От кого угодно я мог ожидать такое, но не от тебя, Али-Булат!

— Не понимаю, о чем ты? — настораживается отец Асият и, как бы ища поддержку, оглядывается в сторону чабанов.

— Одно делаем, другое губим, так, что ли, получается?.. — поглощенный созерцанием окружающего прекрасного мира, растягивается на траве Усатый Ражбадин. — Хорошо здесь у вас! Прекрасно, слов нет, завидно.

— Что, чабанская кровь заговорила? — сочувственно покосился Сирхан.

— Клянусь, завидую. На лоне природы всю жизнь, без нервотрепки, вдали от начальства, что еще человеку нужно?.. — искренне говорил Ражбадин, и я верю ему. — Да вы полюбуйтесь, сам воздух здесь кажется окрашен лучами в золотой цвет, правда, припекает немного, наверное, к дождю…