— Давай я в столовой куплю тебе новую? — не отпускаю бутылку из рук, Оля выдергивает ее с силой.

— Нет, мне нужна именно эта! — шипит злобно. Но потом будто берет себя в руки, понимая, что ведет себя, мягко говоря, странно и добавляет уже мягче: — Тут просто промокод на этикетке. Ну пока! Рада была познакомиться, Ника.

Оля разворачивается на каблуках и быстрым шагом скрывается за углом, где расположена лестница, ведущая наверх. Странная какая-то… Но я не успеваю подумать обо всех ее странностях, потому что меня одолевает паника, что если она тусуется в компании Сергея и Дамира, то где гарантии, что она не расскажет кому-то из них о моем секрете?

Надо бежать! И бежать подальше! В Прагу! Потому что моя и без того расшатанная нервная система не выдержит разборок с Дамиром по поводу моей беременности. Я ведь еще не решила говорить ли ему о том, что у нас будет малыш.

Прислушиваюсь к своему состоянию. Вроде, все хорошо. Странный приступ слабости прошел. Наверное, очередное проявление токсикоза. Вера Ивановна говорила, что он у всех разный.

В столовую уже не успеваю, а потому по пути на пару перекусываю ореховым батончиком. Мммм, вкуснятина!

После занятий забегаю в салон связи, покупаю себе новый номер и уже в общежитии, сидя в кровати и греясь после уличного мороза, отправляю сообщения Косте, бабуле и Авроре с просьбой сохранить мой новый номер.

Клонит в сон. Сильно. Тяжело сопротивляться. Веки словно свинцовые, закрываются сами, а открыть их совершенно невозможно. Наверняка, снова моя “тема”. Заваливаюсь на кровать и погружаюсь в блаженную темноту.

Сквозь сон слышу крики Авроры. Чувствую, что она меня трясет за руку. Больно. Но глаза открыть по-прежнему не могу.

— Алло, скорая! Пожалуйста, приезжайте скорее! Адрес…

Странно, кому Ро скорую вызывает. Может, кому-то из соседей плохо?

— Дамир! Дамир! Ника, она… — ну что ты творишь, Аврора! Так и хочется встать и наорать на нее! Зачем она ему звонит? — Что? Да, сейчас. Все ты на громкой.

— Ника? Ника? — слышу такой родной голос, но почему-то сильно взволнованный. — Ника, проснись, малышка!

— Дамир, я не могу ее разбудить, — в слезах кричит подруга. Кого она не может разбудить? Меня что-ли? — И кровь… Тут так много крови…

— Блядь! — рычит Дамир. — Я еду уже! Еду! В скорую звонила?

— Конечно, сразу же, как ее нашла. Только потом тебе. Дамир, что делать?

— Я подъезжаю. Через три минуты буду. Не отходи от нее ни на шаг, пытайся разбудить.

Дальше слышу только всхлипы Авроры. Но глаза так и не открываются. Боже, что происходит? Почему мне так трудно удержаться на плаву? Я словно погружаюсь на глубину, прижатая бетонной плитой.

Ро говорила что-то про кровь… Нет, только не мой малыш… Я ведь уже привыкла, что он у меня есть.

Это последняя моя мысль, которая успевает промелькнуть в моей голове. Дальше дикий грохот, крики… Потом я словно парю по воздуху. Снова шум. Кожу почему-то покалывает будто от мороза. Чувствую чье-то горячее дыхание у виска и едва различимый шепот: “Все будет хорошо”. А затем сознание все же уплывает…

Дамир

Что я знал о страхе? Как выяснилось, нихрена. Потому что то, что я испытал, пока нес бледную, хрупкую, будто сломанную куклу, Нику до кареты скорой помощи, было для меня абсолютно новым чувством, которое и страхом-то назвать сложно. Этому чувству больше подойдет название лютый ужас, от которого кровь не то, что стынет в жилах. Она просто испаряется и ты, вроде как, больше не живешь. Все процессы в организме замедляются и трудно даже сделать очередной вдох. Вот, что я испытывал в те мгновения, что казались вечностью.

После того, как я сорвался и из офиса отца рванул прямиком к той, что своим идиотским вмешательством в мою жизнь, граничащим с одержимостью, отец поставил мне условия, которые я не мог нарушить. Все дело в том, что когда я добрался до Оли, чуть не придушил суку. Серый едва разжал мою руку на ее шее. Я уже видел, как она краснеет… Чувствовал ее пульс и не готов был останавливаться. Такую ярость я не испытывал раньше. Понимал, осознавал, что не смогу сам остановиться. Поэтому был безмерно благодарен брату, что он был со мной в этот момент и оторвал меня от этой дряни.

Не помню, что тогда говорил ей. Да и говорил ли… Скорее уж орал и рычал, как раненый зверь, у которого отобрали самку и вот он — виновник той боли, что испытывает зверь.

И, вроде, если мне не изменяет память, договорились до того, что она все-таки сваливает из студгородка и больше не отсвечивает. Она даже кивала мне в ответ.

Но и здесь что-то пошло не так. Не успел я доехать до дома родителей, как меня тормознули менты и увезли в отделение. Оказывается, эта тварь на меня заяву накатала, что я типа ее чуть не убил. Даже побои успела снять, ушлая гадина.