Он с нетерпением поднял глаза, когда доктор кашлянул и сказал:

– Не забывайте, что даже если поверхность Меркурия частью испепелена, а частью заморожена, то между ними должна быть область, которая не относится ни к той, ни к другой.

Он взял со стола небольшой глобус и провел пальцем по нему от полюса до полюса.

– Итак. Должна быть узкая полоса территории, где солнце лишь частично находится над горизонтом, и где климат умеренный.

– Тогда… – почти вскричал архитектор от восторга, который был лишь немного сильнее, чем у остальных двоих, – тогда, если на Меркурии когда-то были люди…

Доктор глубокомысленно кивнул.

– Возможно, они есть и сейчас!

С высоты нескольких тысяч километров Меркурий на первый взгляд сильно напоминал Луну. Общий вид был такой же – унылый диск с небольшими выступами по окружности, крупными неравномерными пятнами темноватого оттенка, разбавленными множеством ярко освещенных участков, линий и пятен.

Однако при ближайшем рассмотрении обнаружилась заметная разница. Оказалось, что вместо кратеров, которыми всегда отличалась Луна, на Меркурии виднелись цепочки настоящих гор.

Доктор издал вздох досады, смешанный со щедрым волнением.

– Как жаль, что эти горы нельзя было различить на Земле, – посетовал он. – Мы бы не стали так поспешно объявлять Меркурий мертвым миром.

Остальные были слишком увлечены, чтобы комментировать происходящее. Летательный аппарат быстро опускался все ближе и ближе к планете; Смит уже приостановил подачу тока, с помощью которого он притягивал Куб к северному полушарию маленького мира, и теперь использовал отрицательное напряжение. Таким образом, он хотел затормозить их падение и не дать кораблю разбиться.

Вдруг геолог Ван Эммон, чьи глаза были прикованы к биноклю, издал возглас удивления.

– Посмотрите на эти разломы!

Он указал на область к югу от того места, куда они направлялись, которую можно назвать зоной горения планеты.

Сначала было трудно что-либо разглядеть, но затем, мало-помалу, перед их глазами развернулась гигантская, паукообразная система расщелин в чужой поверхности под ними. От точки, расположенной почти прямо напротив Солнца, эти трещины расходились в полудюжине разных направлений; огромные, неправильной формы расщелины пронизывали и горы, и равнины. Местами их ширина достигала сотен миль, а глубина не поддавалась никакому определению. Насколько могли судить четверо в Кубе, они были бездонными.

– Маловероятно, что там сейчас найдется хоть кто-то живой, – скептически заметил геолог. – Если солнце высушило его настолько, что образовались подобные разломы, то как там может существовать животная жизнь?

– Обратите внимание, – заметил доктор, – что трещины идут не от самого края диска.

Это было действительно так: все большие трещины заканчивались далеко за пределами "сумеречной полосы", в которой, по словам доктора, еще могла существовать жизнь.

Но когда летательный аппарат устремился вниз, их внимание было приковано к поверхности прямо под ними – точке, широта которой примерно соответствовала широте Нью-Йорка на Земле. Это была область невысоких гор, заметно отличающихся от обрывистых хребтов, видневшихся на севере и востоке. На западе, то есть слева, сравнительно ровный участок, на котором местами выступали несколько пиков, наводил на мысль о древнем ложе океана.

К этому времени они были уже не дальше тысячи миль. Смит прибавил силу потока, скорость уменьшилась до безопасной, и они с величайшей осторожностью осматривали приближающуюся поверхность. Архитектору, жителю Нью-Йорка, эта местность сильно напомнила осенний пейзаж Аппалачей; Ван Эммон, родившийся и выросший на тихоокеанском побережье, заявил, что это место почти в точности повторяет местность к северу от Сан-Франциско.

– Если бы я не знал, где нахожусь, – заявил он, – я бы сейчас пытался найти Эврику.

Инженер сдержанно улыбнулся. Он провел несколько лет в Шотландии и был уверен, – с готовностью сообщил он остальным, – что эта новая местность гораздо больше похожа на Бен-Ломонд, чем на любое другое место на земле. Он был настолько убедителен, что заставил доктора, новозеландца, широко улыбнуться.

– Это точно такие же холмы, как у меня дома, – заявил он с таким убеждением, что дальнейшее обсуждение стало бесполезным.

– Там река! – неожиданно воскликнул архитектор, указывая на нее; затем, прежде чем остальные успели прокомментировать, добавил:

– То есть то, что когда-то было рекой.

Они увидели, что он прав: неровная, но четко очерченная полоса песчаного оттенка струилась по центру избранного ими места – длинной, Г-образной долины, окруженной невысокими холмами.

– Это наиболее подходящее место для поисков жизни вне сумеречной зоны, – заметил доктор. – Ни гор, ни твердых почв.

Затем он добавил:

– Спектроскоп ясно показал, что в том небольшом количестве воздуха, которое здесь имеется, есть водяной пар. Его должно быть ничтожно мало. Если бы воздух был таким же влажным, как земной, мы бы не смогли разглядеть поверхность с такой высоты.