— Ну вот и все, — наконец очень буднично сказал Селикс. — Два раза в день сажайте его перед горящим огнем. Раз в день давайте желток птичьего яйца в любом виде. Раз в день стакан ягод, любых. Через месяц приходите опять. Сегодня ничего платить не нужно.

Мартын сделал неожиданную вещь — он подошел к сыну и взял его на руки — легко, как младенца.

— Спасибо тебе, Прут, — сказал мужчина.

— Жену свою благодари, — проворчал Селикс. — И Сорокам, если увидишь, скажи, чтобы поторопились.

Они ушли, только перед тем как совсем скрыться из виду, женщина обернулась и помахала им рукой. Астра помахала ей в ответ и улыбнулась.

— Я напугал тебя? — спросил Селикс.

— Да, — кивнула Астра. — Я тебя не видела никогда таким.

— Ты еще много каким меня не видела. Я разный. Может быть, тебе и не стоило видеть меня в таком состоянии. — Он вздохнул. — Но единственное, чего я не мог отследить сам, реагирует ли мальчик на яркий свет. Сейчас придут Сороки, там будет страшная рана… Будет кровь, гной… Тебе тяжело будет это видеть. Хочешь, я отнесу тебя в лес?

— Подожди, — сказала Астра. — Ты что, нес меня сюда, чтобы задать только один вопрос?

— Да, — сказал Селикс. — И я не понимаю, почему тебя это удивляет. Вопросы бывают разными.

Астра подумала, что не хочет смотреть на страшные красные раны, про которые сам Селикс говорит «плохо» и согласилась подождать в лесу. Все время, пока Селикс лечил Сорок, Астра пролежала на мягкой подушке из зеленого мха, разглядывая небо и слушая птиц. И вдруг ей в голову пришел странный вопрос, на который она не нашла ответа.

И на обратном пути девушка не выдержала и вопрос прорвался наружу.

— Ты умеешь возвращать людям зрение?

— Да, — просто ответил Селикс. — Сейчас ты, наверное, спросишь, почему я не вернул его себе?

— Да, — сказала Астра.

— На это есть много причин. Ты знаешь, как устроен глаз?

Астра призналась, что нет.

— Тогда мне будет сложно объяснить, но я постараюсь. Глаз — круглый. Как яблоко. В нем есть маленькая дырочка — это зрачок. Через зрачок свет попадает внутрь глаза. И все, что есть снаружи, отражается на внутренней стороне глаза, как в зеркале.

— То есть как будто на внутренней стороне кожуры яблока? — уточнила Астра.

— Ну, ты отлично все поняла, — голосом улыбнулся Селикс. — И уже оттуда специальными сигналами, все что мы видим, передается в голову.

— Вот это я уже не представляю, — призналась Астра. — Но я могу просто поверить, что так и есть.

— Да? Значит, поверь. У сына Мартына эти сигналы передаются очень слабо. И я делаю все, чтобы они передавались сильнее. То есть, например, я говорю тебе стукни, а ты меня просто трогаешь палкой. И мне приходится тебе объяснять, что значит стучать.

— Ну, это я понимаю.

— А у меня другая проблема. Представь, что эта кожура яблока, как ты сказала, порвалась.

— А ее можно починить?

— Нет, она порвалась на мелкие кусочки. В ошметки.

— А почему? — тихо спросила Астра, не успев вовремя прикусить язык.

— Потому что мне пришлось долго смотреть туда, куда смотреть не нужно.

— Тебя заставляли?

— Нет, я сам. Я хотел узнать, как устроен человек внутри. Не только сердце, желудок, но еще дальше. Почему дети похожи на родителей. Почему одни болезни встречаются у отца, сына и так дальше. А другие не передаются детям.

— Узнал?

— Да. И рано или поздно мы дойдем в наших записях до этого места.

— А оно того стоило? — спросила Астра.

— Да, — снова ответил Селикс так просто, будто она спросила, не хочет ли он выпить воды. — Теперь я могу лечить людей. По-настоящему лечить. Раньше все, что я делал, было похоже на починку. Ну то есть у тебя порвалась рубашка, и ты ставишь заплату или зашиваешь, так ведь? А я научился делать так, чтобы нитки снова срослись.

— Так не бывает, — сказала Астра.

— Бывает.

— Тогда ты, наверное, мог бы починить мои ноги, — в шутку сказала Астра.

— Мог бы. Но во-первых, тебе будет очень больно.

— А во-вторых? Ты боишься, что я уйду? Нет, я не уйду.

— А во-вторых, ты сможешь только ходить и то, очень неуклюже. Ни бегать, ни танцевать. Ничего такого.

— А мне и не нужно здесь ничего такого — ни танцев, ни беготни… Танцы вообще глупое занятие.

— Танцы бывают очень красивыми, ты просто не видела, — тихо возразил Селикс. — А я уже не увижу.