Священник

Пятая книга про Джека Тейлора. Ирландия, погрязшая в деньгах и жадности, больше не обращается к церкви за утешением или утешением. Но обезглавливание отца Джойса в исповедальне Голуэя приводит в ужас даже самого измученного обывателя. Джек Тейлор, опустошенный недавней травмой личной потери, всегда считал, что его уже не спасти. Но новая работа позволяет начать все сначала, а неожиданное партнерство дает надежду на то, что его единственная отчаянная мечта — о семье — еще может исполниться.

Перевел: Сергей Карпов по заказу Жанны Поярковой.

Посвящается Дуэйну и Мередит Сверчински, душе Филадельфии, а также Тому и Десу Кенни, сердцу племен.

Ан Сагарт [1]

…Священник

Те Благословенные Руки

Помазанные маслом

Последнего исцеления

Таинство религии

Уже десятилетиями

Набожно верили в тебя

Твои пальцы касались плоти

Невинных

Поверивших

В слова, растерявшие весь смысл, кроме изнасилования

И содомии

Проповеди

Далекие от Горы

Любых ритуалов

Ты охотился на

Тела еще

Незрелые

Чтобы надругаться

Над храмами вчерашнего детства

Хищник в благочестии

Осквернитель

От креста

Той самой паствы

Что ты защищал

Порочны заповеди

Что ты

Передал нам

В прахе

Первая буква твоего имени

Отсылает к твоему призванию

Вырвано из священного текста

Красное хлещет из твоих уст

Чтобы изрыгнуть

П… педо… [2]

Что я лучше всего помню о психиатрической лечебнице

психушке

дурке

доме для душевнобольных,

так это как черный спас мне жизнь.

Чтоб в Ирландии?.. Черный спас жизнь? Как бы, можете себе вообще такое представить? Признак новой Ирландии и, возможно, — только возможно, — показатель смерти старого Джека Тейлора. Действительной вот уже пять месяцев, когда я сидел развалившись в кресле с ковриком на коленях и таращился в стену. Ждал приема лекарств, мертвый во всем, не считая формальностей.

Хоть отмывай.

Черный наклонился надо мной, тихо постучал по голове, спросил:

— Йо, бро, есть кто дома?

Я не ответил, как не отвечал все последние месяцы. Он положил мне руку на плечо, прошептал:

— Сегодня в Голуэе будет Нельсон, mon [3] .

Mon!

Во рту стояла сухость, всегда, от высокой дозы. Я прохрипел:

— Какой еще Нельсон?

Он посмотрел на меня так, будто мне еще хуже, чем он думал, ответил:

— Мандела, mon.

Я с трудом приподнял разум из ямы с гадюками, которые так меня и поджидали, и выдавил:

— А меня… это… колышет?

Он задрал свою футболку — с камерунской командой — и я отшатнулся: первый удар реальности, той реальности, от которой я бежал. Грудь израненная, жуткая, с суровыми рубцами. Все туловище бороздили белые, да, белые шрамы. Я охнул, вопреки себе вспомнив о своей человечности. Он улыбнулся, сказал:

— Меня собирались депортировать, mon, вот я себя и поджег.

Он достал из джинсов зажигалку и пачку «Блю Силк Кат» на десять штук, сунул сигарету мне в зубы, запалил, сказал:

— Теперь ты тоже куришь, бро.

Бро.

Вот это вдруг пробилось и глубоко меня тронуло. Начало процесс возвращения. Он тронул меня за плечо, сказал:

— Ты уж оставайся тут со мной, mon, слышал?

Я слышал.

Приехала тележка с чаем, он взял две чашки, сказал:

— Я навалю сахару — раскочегарим тебя, распалим твое моджо.

Я охватил руками чашку, почувствовал слабое тепло, рискнул глотнуть. Хорошо — сладко, но уютно. Он пристально наблюдал за мной, спросил:

— Возвращаешься, бро? Возвращаешься оттуда?

В крови побежал никотин. Я спросил:

— Зачем? Зачем мне возвращаться?

Большая улыбка, невозможно белые зубы на фоне черной кожи. Сказал:

— Mon, пока ты там сидишь, прогораешь зря.

Так все и началось.

Я даже ходил в больничную библиотеку. За ней присматривал старик лет под семьдесят, в черных штанах и черной толстовке. Сперва мне показалось, что у толстовки белый воротник, но потом я, к своему ужасу, разглядел, что это перхоть. У него был вид священника, важное выражение, словно он прочитал руководство для библиотекарей и принял близко к сердцу. Только здесь во всей округе стояла тишина, не слышался тихий страх, такой очевидный в других комнатах.