— Он — вор, воспитанник улицы. И хоть три тысячи раз оставь он все в прошлом, суть не изменится. А девушки чувствуют это. Он порочный, наглый и веселый, когда ему это нужно. Прибавь его стремление к лидерству — и соблазнительная приманка готова.

— Он не один такой, многие выросли на улицах Рестании, — возразил Дель.

— Но Лен — один из немногих, кто смог подняться, — веско уронил Реб. — Он плохой парень, который выглядит, как хороший, — и усмехнулся, словно понимал что-то очевидное, но недоступное ликану. Как бы последний не желал опровергнуть слова первого, он не мог, наблюдая за тем, как одной улыбки рыжего плута хватает, чтобы встречные девушки, разносчицы в барах, лоточницы, однокурсницы — все они начинали улыбаться в ответ, опуская ресницы и провожая лиса томными взглядами. Не прилагая никаких усилий и не стремясь к этому (в отличие от Реба), Лен ухитрялся расположить к себе все женское окружение, где бы он ни находился. Даже в Академии его не любили исключительно парни, с которыми лис постоянно сцеплялся — Сатиэль был первым, но далеко не единственным, — а вот студентки были вовсе не против пообщаться с «тем рыжим и смешливым оборотнем». Даже многие знатные девицы смотрели на него с интересом, даром что они его никогда не привлекали. Но факт оставался фактом, а Дель так и не смог найти подходящего и разумного (не драконьевского) объяснения происходящего и каждый раз продолжал тихо изумляться. Как сейчас: стоило только Лену войти, как обстановка изменилась разительно, хотя ничего по сути своей не поменялось. Та же Фейра у плиты, те же девочки на разносе и подхвате, те же пироги и разговоры. Но нет, через пять минут лис с одной из девушек бегал по залу, периодически залетая на кухню, чтобы обменяться парой шуток с оставшимися девчонками и забрать очередной заказ. К концу дня, когда посетителей стало совсем мало, Лен практически не покидал кухню, одновременно отвечая на требовательные вопросы Фейры о самочувствии и долгом отсутствии и развлекая своих прекрасных коллег свежими студенческим сплетнями совершенно невинного содержания. Разговоры об опасных чудовищах, бродящих по ночным улицам Рестании, были забыты, а Дель смог с головой погрузиться в свое любимое занятие — готовку. Лишь когда они с Леном шли домой по сырым и одиноким улицам ночной Рестании, он вспомнил о разговоре разносчиц.

— Ты не знаешь, было ли еще одно нападение ликанов?

— Нет, я с отцом не виделся. Можем, кстати, зайти, если ты не сильно устал?

— Но уже поздно, мы не помешаем твоему отцу?

— Не надейся, он раньше полуночи не возвращается.

И друзья направились по границе Старого Квартала и Квартала Магов к реке, за которой в Квартале Бедняков и стоял обветшалый дом инспектора Крейла. Дель часто — чаще других — бывал там. Так повелось, что Лен звал его домой всегда, а вот Реб с Мэлом хоть и были знакомы с господином Крейлом, но бывать у него практически не бывали.

Однако друзья не то что не успели дойти до Квартала Бедняков или реки, они и из Старого Квартала не успели выбраться. Внезапно Дель дернулся, Лен, встретившись с ним взглядом, отшатнулся: глаза ликана посерели до темно-грязного, превратившись в два голодных до крови тоннеля.

— Опять они, — рука Деля легла на запястье друга, сжав почти до хруста. Стальная хватка.

— Кто? — вопрос остался без ответа, хватка разжалась, а Дель уже скрылся за ближайшим углом. Выругавшись так, что от него шарахнулись проходящие мимо благовоспитанные леди возраста засохших трупов, Лен бросился за другом.

* * *

— И зачем ты пришел? — недовольно бросил Мэл.

— Хотел проведать друга? — невинно ответил Реб, но ухмылка все испортила. Они шли по древним, как мир, улицам Старого Квартала, и Мэл злился, что очень радовало дракона, который, как иногда казалось, поставил своей целью выводить из себя друга. Вот и сейчас притащился к резиденции Ордена Света, долго ошивался около ворот, подмигивая молодым послушницам, а те в ответ хихикали и быстро убегали. — Между прочим, я познакомился с очень милой девицей по имени Телла. Она служит в Ордене уже три года и мечтает оттуда сбежать.

Мэл промолчал, думая о Телле, которая была одной из самых преданных служительниц Света. Искренняя и добрая, она почти сразу подружилась с ним и стала ненавязчиво опекать.

— Почему тебе обязательно все портить? — не выдержал Мэл, даже остановился и сжал кулаки. Реб, который все это время распинался о том, как он здорово провел время с послушницами, замолчал. Мэл поднял на него взгляд, чтобы продолжить свою спонтанную, но оттого не менее гневную речь, и осекся. Глаза дракона пылали, как настоящее пламя, а на скулах играли желваки. Внезапно Мэл осознал, что именно в этот момент он видит истинное лицо друга, видит его таким, какой он есть на самом деле. Дракон. Не человек, не друг — чужой. Вот, кто стоял сейчас напротив. И тогда Мэлу стало страшно, он впервые испугался друга. Казалось, еще секунда, и Реб набросится на него, но этого не произошло. Драконьи глаза, пылающие ярче костра, разом погасли, Реб отвернулся, тяжело дыша.

— Никогда больше так не говори, если хочешь жить, — глухо предупредил он.

— Что… — Мэл не успел высказать свое возмущение и оторопь: совсем рядом раздался женский крик.

Словно огонек зажегся в голове. Мэл быстро побежал в нужную сторону, он просто не мог остаться в стороне, когда рядом настолько пронзительно кричали. Кому-то очень нужна была помощь. Краем сознания Мэл отметил, что слышит позади себя тяжелые шаги Реба.

* * *

Накануне Кэтрин поссорилась с Деризой и Элен. Последнее время она была на взводе, нервничала по любому поводу, а их было — хоть отбавляй. Нет, Кэт никогда не была неженкой и тонкой душевной организации, как та же Элен, не страдала, но у всего есть предел. Сначала кто-то стал ей подбрасывать неприятные записки: она находила их в сумке, в книгах, в одежде, на подоконнике ее спальни. Аноним не угрожал, но слова его были полны издевки и оскорблений. Больше всего вызывало досаду то, что Кэтрин никак не удавалось понять, каким образом записки попадают к ней. Пусть она только обучалась на мага, но могла уже поставить такую защиту, чтобы отпугнуть большинство недоброжелателей. Однако это не помогало. Тогда Кэтрин приняла решение не беспокоиться, не доставлять подобного удовольствия неизвестному. А потом появилась первая угрожающая записка.

Утро началось, как обычно, со стука горничной, принесший горячий завтрак. После сервировки Кэтрин ее отпустила, желая остаться одной. Встав с кровати и накинув легкий шелковый халатик, девушка прошла в будуар, где около десяти минут приводила себя в порядок. В тот день у нее не было настроения для долгого сидения перед зеркалом, и уже через несколько минут она вернулась в спальню, где ей в глаза тут же бросилась лежащая на примятой после сна записки. Чувствуя, как подгибаются колени, Кэтрин все же нашла в себе силы дойти до кровати и взять в руки листок бумаги.