– Здравствуйте, Глафира Сергеевна, – волнуясь, произнес карлик.

– Здравствуйте, дорогой Овидий.

– Наш общий знакомый, демон по имени Виктор, уполномочил меня встретить вас и проводить в одно место.

– Какое место?

– Здесь рядом. Вы сейчас всё поймете. Можно мне взять вас за руку?

Он осторожно протянул короткую руку с массивной ладонью.

Глафира смущенно подала ему свою ладонь. Он аккуратненько взял ее и повел по узкой тропинке, петляющей меж лавандовых барханов. Впереди стелился молочного цвета туман. Как только они прошли несколько саженей, под ногами оказался песок. Глафира инстинктивно обернулась назад и увидела, что лиловое марево затрепетало в лунном свете и превратилось в темную и тихую воду Махневского пруда. Еще через несколько шагов показались знакомые очертания лиственничного сруба.

Глафира стала как вкопанная.

– Овидий, ну зачем ты меня сюда привел? – она вспыхнула от негодования и одернула руку. – Я не хочу быть там вновь. Скажи господам, что я не желаю их видеть.

– Нет, нет, Глафира Сергеевна. Там вас ждет один Виктор. Мой господин хотел поговорить с вами наедине.

– Ну, хорошо, – хмуро отвечала она.

Со скрипом отворилась тяжелая дверь.

– Осторожно, Глафира Сергеевна, здесь высокий порог, да и доски уже порядком подгнили. Давайте мне вашу ручку, я всё же провожу вас хоть немного в этой тьме.

Глафира ступила за порог знаменитой Махневской бани. И огляделась. В этом сне сруб выглядел иначе. Она узнавала и одновременно – не узнавала его. Теперь здесь всё казалось темным и мрачным. Сделав несколько шагов, она очутилась в банной горнице. Тусклый свет едва пробивался сквозь грязное и обметанное паутиной оконце. Стекло в раме давно разбилось и зияло в проёме острыми краями.

– Обождите, я зажгу свечу, – пророкотал Овидий. – А то мы впотьмах свернем себе шеи. Как же плохо, что вы без моих тапочек, моя королева, – вдруг посетовал карлик. Ступайте осторожно. Не израньте ваши нежные ножки.

В темноте раздался треск, и посыпались искры. Это Овидий с помощью огнива зажег свечу. Пламя дрогнуло. Комната озарилась хищным всполохом, высветив немного обстановку. Когда Глафира увидела, где она стоит, ей стало не по себе. В некогда уютной, теплой и приветливой горнице царило полное запустение. Теперь ей казалось, что она находится не в знаменитой и роскошной бане её кузена Махнева, а в чьём-то старом и заколоченном доме, в котором давно никто не живет. Стены во многих местах почернели от сырости и плесени. Пол тоже зиял пустыми провалами трухлявых досок. На столе сиротливо маячила пыльная бутылка непонятного цвета, а рядом с ней валялись осколки разбитой тарелки. Всюду висели тенета и паутинные сети. От омерзения Глафира поежилась.

– Пойдемте наверх. Здесь слишком всё уныло, – прошептал карлик. – Да и по ногам так несет холодом. А вы босая.

Карлик вел ее по рассохшимся ступеням. Пару раз она до боли уколола ступни. Когда она оказались на втором этаже, здесь было так же темно, как и внизу. За исключением того, что лунный свет, чуть затененный ночными облаками, струился из окна на тусклый и замусоренный пол.

Глаза плохо осваивались в темноте, а свеча Овидия потухла по дороге. Но Глафира всё равно почувствовала, что они с карликом уже не одни. Когда глаза привыкли к полумраку, она увидела в углу комнаты силуэт темного кресла и контур человека.

– Зажги свечи, – услышала она голос демона.

– Сию минуту, мой господин, – засуетился Овидий.

Он отпустил ладошку Глафиры и полетел к невидимой жирандоли со свечами. Через мгновение пространство озарилось мягким светом. Когда Глафира увидела всю обстановку, то изумилась видом и этой комнаты. На месте кровати, словно скелет огромного животного, торчал деревянный остов с ребрами раскуроченных досок и выжженным в угли провалом вместо матраса. Лишь абрис деревянной формы, некогда удерживающей массивный бархатный полог, напоминал о том, что когда-то здесь располагалась чистая и мягкая кровать. Знаменитая кровать Махнева, на которой он не единожды любил ее при жизни и во снах. Жалкие обломки являла собой и другая, некогда дорогая и диковинная мебель. Глаза искали шкаф с плетками и прочими атрибутами для плотских утех, но не находили его. Не было здесь и тех похотливых тисков, которые она недавно видела во сне.

– Не ищите их, Глафира Сергеевна, – тихо произнес демон. – Они давно поломаны и сгорели в камине. Время не щадит ничего в этом тленном мире. И только ваша память в прежнем сне оживила здесь то, что давно мертво. Ваша память наполнила всё былым смыслом. Память и эмоции.

Потрясенная Глафира молчала, вглядываясь в облик демона. Он сидел в кресле, закутавшись в темный плащ. И теперь Глаше казалось, что он выглядел намного старше, чем прежде. Его черные, словно угли глаза, внимательно смотрели на нее.

– Овидий, принеси еще одно кресло. Мы немного поговорим.

Через мгновение рядом с нашей героиней появилось довольно мягкое и роскошное бархатное кресло, вишневого оттенка.

– Присядьте, мой ангел. Я желаю побеседовать с вами.

Глафира смущенно присела.

– Глафира Сергеевна, я не поп и не священник, чтобы читать вам морали. Мне самому было бы интересно взглянуть на себя со стороны, если бы я решился побывать в роли моралиста. Хотя, не скрою, за многие века мне приходилось иногда играть и эти роли. И поверьте, что сам Демиург поставил бы мне оценку отлично за подобное лицедейство. Иногда я, властитель порока, поддавшись на время абсолютной степени самоиронии или злому сарказму, надевал на себя личину какого-нибудь блюстителя нравственных законов. О, такие тонкие игры под силу лишь тому, кто искушен в пороке до полной экзальтации. И в этом восхождении готов пойти от обратного – явить жалким людишкам цинизм фарисея, возведенный в степень крайнего абсолюта.