Генерал сделал несколько шагов и назвал своё имя.

– 159-я статья, «первоход»? А у вас, господа арестанты, какие статьи и какой по счёту раз за решёткой?

– 105-я, «убийство». Второй раз.

– 162-я, «разбой». Второй.

– 161-я, «грабеж». Четвёртый раз.

– 111-я, «причинение тяжких телесных». Второй.

– Ясно, достаточно, – прервали правозащитники. И, обращаясь к оперативнику, попросили, указав на генерала: – Выведите этого заключённого, мы хотим про здоровье спросить, а это лучше не при всех.

Белобрысый нехотя вывел генерала в маленький закуток на «продоле».

– Как вы? Они над вами издеваются?.. – участливо поинтересовалась девушка-правозащитница.

Вместо ответа генерал зарыдал. Это были первые и настоящие, не наигранные, слёзы. Через них выходило всё, что копилось на сердце, начиная с ареста, а может, вообще все последние годы. Он никогда не позволял себе плакать, а тут перед совершенно незнакомыми людьми не мог и не хотел остановиться.

Девушка подошла ближе и взяла его за руку, стараясь успокоить:

– Всё будет хорошо, это всё временно.

– Да-да, я знаю.

– Мы поможем, мы не уйдём, пока вас не переведут в нормальную камеру. По закону запрещается содержать вместе впервые арестованных и «второходов».

Правозащитница серьёзно посмотрела на оперативника – тот слегка поёжился. Вдруг пожалел генерала, и себя почему-то жалко стало. Да так, что самому впору зарыдать.

…Генерала переводили в другую камеру.

– Ты помнишь? – спросил лысый, подав руку на прощание.

– Помню. Всё нам дается по силам. Спасибо вам всем.

Оперативникам СИЗО влетело за превышение должностных полномочий. Конторских, которые отдали распоряжение прессовать генерала, наказало за самодеятельность их же начальство. Генерала освободили через несколько месяцев. А ещё спустя год он, проезжая в машине, увидел стоявшего на остановке лысого. Притормозил.

– Помнишь меня?

– Как не помнить-то, товарищ генерал.

– А давай выпьем!

– Отчего ж не выпить с настоящим фраером? – улыбнулся лысый.

Они сели в ближайшем баре за столик и пили виски пополам с крепким чаем, чифирем, чем удивили бармена. А тот долго наблюдал за странной парочкой – хорошо одетым мужчиной и явно бывшим зэком (выдавали татуировки) в потёртой курточке. Что у них могло быть общего? И почему они сидели, как старые добрые друзья? И что имел в виду хорошо одетый мужчина, когда взял со стола тканевую салфетку и положил её себе на голову, приставив руку в приветствии? И почему эта выходка обоих так рассмешила?

Дверь камеры со скрипом отворилась. Десяток заключённых привычно повернулись и уставились в сторону полоски света, пробивавшейся за спинами двух надзирателей. Те, ловкими движениями, втолкнули внутрь плюгавенького мужичка с двумя пакетами и, не мешкая, закрыли дверь, дважды провернув ключ в замочной скважине.

– Добрый вечер, – явно бодрясь, сказал бледный новичок. – Меня зовут Руслан Петрович.

– Ты чё, мужик? Может, тебя ещё и на вы? – грубо возразил толстый арестант с тонкими, в ниточку, губами. – В тюрьме возраста нет. Будешь Руслан. И то пока не придумаем тебе погоняло.

– А где будет моё место?

– Место? Твоё место – у параши, если будешь так вопрос формулировать.

– Я что-то не так сказал? Не понимаю…

Другой заключённый показал ему на свободную кровать в углу. А когда тот опустил на неё свои пожитки, подсел рядом:

– Не переживай, потом поймёшь. Просто некоторые слова в тюрьме имеют другое значение. Слова-ловушки. Вот слово «место» как раз такое, ты его не употребляй. Говори: кровать, шконка, нары, что угодно.

Петрович кивнул. Про себя отметил, что в камере он не пробыл и пяти минут, а уже чувствует себя провинившимся школьником. И вдруг остро понял, насколько всё изменилось. Вспомнил свой офис (одна только приёмная занимала 100 квадратных метров!) в элитном бизнес-центре в самом сердце Москвы. Мало кто знал, но весь этот центр – его! Он умудрился скрыть этот факт даже от жены.

Петрович вспомнил, как давал распоряжения людям, умом и талантом которых сам восхищался и которых собирал по кафедрам престижных вузов, переманивал у конкурентов. Ему нравилось осознавать, что все они от него в зависимости, что он с ними демонстративно разговаривает, как с равными. Вспомнил их всех и почти с брезгливостью оглядел сокамерников. В людях Петрович разбирался. По крайней мере, так считал. Из всей камеры более-менее приличными ему показались трое: один попал за наркотики, два других – за мошенничество. Надо, решил, держаться к ним поближе.

– Назови статью, расскажи кто ты, откуда, – приказным тоном снова заговорил толстый.

– 159-я, часть 4-я, – представился Петрович. – В СИЗО впервые. Задержан следователями Замоскворецкого.

Выдержав паузу добавил:

– Не виновен.

– Все мы тут невиновные. Ты, мужик, пойми, тут жить можно. Если есть грев, то и продукты будут у тебя хорошие, и лекарства, и телефон с интернетом – сможешь на порносайты хоть каждый день заходить. Ты бизнесмен?

– Ну как сказать… Был малый бизнес, но всё отобрали, – жалобно заверещал Петрович.