Шрифт:
Иче печально опустил лицо. Ему было очень стыдно. Он вздохнул и ответил сыну:
– Ты знаешь что, Шолом? Ты не суди людей строго… Смотри на них, как на твоего брата, Шмулика… Он ведь тоже, даже если бы и был сейчас в Балте, а не в Одессе, не смог бы, скорее всего, быть здесь с нами, на баррикадах… Не все рождены воинами. Это раз. А два – это то, что не все имеют такую светлую голову, как ты. И не всем дано такое львиное бесстрашие, как у тебя. И не все люди одинаково созданы Б-гом. Не суди их. Но мы обязаны их защищать, потому что они наши… Хоть и дураки, но наши. Свои… Понимаешь? Их некому больше защитить! Ну, а мы должны. Мы воины. А они, как женщины… Они не трусы, нет! Если будет надо, они с радостью умрут за веру! Но они отвыкли воевать…
Шолом кивнул и внимательно посмотрел на отца. На его свежее лицо, изредка прорезанное то тут, то там редкими морщинами, на его седеющие волосы и почти седую бороду, и ему стало больно от быстротечности времени, проклятого времени, как песок убегающего в пропасть небытия и уносящего с собой любимых людей, любимые места, любимые события… Но углубиться в эти печальные мысли он уже не смог. Двери синагоги раскрылись нараспашку, и оттуда вышел старый седобородый Ребе, в черном лапсердаке и шляпе, несший на руках большой свиток Торы. Вслед за ним с другими свитками Торы брели его помощники: кантор [48] и служки. А за ними брели остальные молящиеся. Они шли медленно и нараспев исполняли псалмы Давида, в которых псалмопевец умолял Бога даровать ему спасение.
48
Кантор – певчий в синагоге.
Увидев такое дело, Иче подбежал к Ребе и сказал:
– Мир Вам, Ребе! Что Вы делаете?! Они же вас всех не пощадят. Будет погром! Он утвержден на самом верху! Умоляю Вас, вернитесь и верните людей назад! Пусть немедленно спрячутся! Мы знаем от нашего человека в полиции, что прольется кровь. Не ведите на смерть людей!
Ребе печально посмотрел на Иче и ответил ему:
– Я знаю, Иче… Они хотят нашей крови. Но у твоих героев нет сил, чтобы их остановить. Их будет слишком много. Поэтому, я хочу поступить, как Иаков, прийти и поклониться Исаву, и дать им дары… Может быть, Б-г нам поможет?
Иче лишь развел руками. А затем сказал:
– Ребе, богачи Вам оставили для этого деньги?
Ребе кивнул и ответил:
– 1000 рублей. Это большая сумма! Я хочу попробовать их подкупить. В конце концов, этим бандитам важнее всего водка и деньги… Я никогда еще не видел среди них идейных погромщиков… Пограбить – да… Насилие их прельщает… Но, Иче, кто знает? Вас же тоже сметут!
Иче сжал свою бороду в кулак и сказал:
– Лучше умереть с оружием в руках!
– В тебе живет дух маккавеев [49] , Иче! Пусть Б-г хранит тебя! Я же мечтаю умереть со свитком Торы в руках! Но твой меч и моя Тора одинаково святы… Я бы очень хотел увидеть тебя сегодня вечером в синагоге, на вечерней молитве, но если этому не суждено будет произойти, то мы свидимся на небесах! Зай гезунд [50] , Иче…
49
Маккавеи (иврит) – «молот» (на врагов) – первоначально прозвище Иуды из династии Хасмонеев, возглавившего восстание против ига сирийских греков в Иудее в 166–160 гг. до н. э. Позднее стало применяться кo всем защитникaм иудейской веры во время гонений императора Антиоха Епифана. Маккавеи – герои еврейского праздника Хануки, празднуемого в честь победы над греками, заставлявшими евреев насильно сменить свою веру на эллинизм. Многие из них погибли в войне с оккупантами.
50
Будь здоров! (идиш).
И Ребе запел псалом дальше. Шедшие за ним тридцать религиозных евреев подхватили его напев…
– Безумцы! Какие же они безумцы, пап! – крикнул Шолом и от злости бросил свою кепку на землю.
Иче кивнул обреченно.
А тем временем процессия во главе с Ребе ушла уже далеко вперед. Шолом крепко держал в руках винтовку и внимательно следил за удаляющейся фигурой Ребе.
Вдруг из-за поворота показались первые конные казаки, за которыми следом с хоругвями в руках шли пешие демонстранты. Как только передние казаки увидели Ребе и евреев, они взмахнули руками, и процессия черносотенцев [51] грянула «Боже, Царя храни!». Сотни голосов подхватили гимн Российской империи и дружно и раскатисто запели его:
51
Черносотенцы – название представителей крайне правых организаций в России в 1905–1917 годах, выступавших под лозунгами самодержавия, православия и радикального антисемитизма. Виновны в многочисленных еврейских погромах.
Ребе остановился, обернулся с Торой на руках на своих людей и запел вместе с ними «Боже, Царя храни!». Прямо за раввином стоял с важным лицом пожилой моэль [52] , реб Шимале, обрезавший не одно поколение местных мужчин. В руках он держал большой и к этому случаю очищенный от пыли портрет государя императора. В какую-то минуту и казаки, и погромщики, и раввин, и евреи из синагоги – все вместе в одном порыве пели гимн своему государю. Но затем случилось непоправимое. Один из казаков вытащил свою саблю из ножен и дико закричал:
52
Моэль (иврит) – специалист, профессионально делающий обрезание крайней плоти всем еврейских мальчикам на восьмой день, в соответствии с библейской заповедью, Бытие 17:10–14.
– Бей жидов, спасай Россию! Смерть врагам Христовым!
Казак направил коня галопом прямо на Ребе. Старый раввин крепко держал Тору и попытался было о чем-то заговорить с казаком, но не успел, так как тот снес его голову с плеч.
Страшно было видеть, как отвалилась голoва старого раввина и упала на грязную землю. Из его шеи фонтаном брызнули потоки крови. Тело раввина, уже без головы, сделало еще несколько шагов вперед, не выпуская Тору, а затем медленно упало на землю. К нему подбежал кантор, Эли. Он склонился над раввином и захотел было взять Тору из его рук, но к нему уже подъехали казаки. Казалось, время остановилось и все застыли в шоке.
– Огонь! – скомандовал изо всей мочи Иче Шварцбурд и сделал свой первый точный выстрел в грудь убийцы раввина.
Пуля вышибла казака из седла, и он повис на лошади вниз головой.
Вслед за этим первым выстрелом последовали другие. Еврейские защитники открыли беспорядочный винтовочный огонь по запорожским казакам и погромщикам. Эли схватил Тору и голову Ребе и побежал что было сил к баррикадам.
– Бегите назад! – заорал еврейской процессии Шолом.
– Назад, к нам! Скорее!