— Позор нам! — крикнул старый длинноусый Ага. (Так называли турки своего командира.) — Мы не можем догнать раненного в ногу юнака. Тому солдату, который догонит его, я дам много денег и отпущу домой.

Снова побежали они за Чавдаром. Бегут день, бегут второй, устали, а догнать не могут.

— Слушайте, солдаты, — сказал, запыхавшись, один из турок. — Вернитесь кто-нибудь к Аге и скажите, что мы больше не можем бежать. Пусть пришлет подмогу.

Прибежал один солдат к Аге. Дышит тяжело, слова сказать не может.

— Поймали? — грозно спросил Ага.

— Нет, — ответил солдат, — не можем, устали. Замени нас.

Рассердился Ага, вытащил ятаган, отрубил солдату голову. Потом вызвал самых быстрых бегунов в турецкой армии и приказал:

— Повелеваю догнать раненого юнака, который уносит товарища на плечах. Не поймаете, не возвращайтесь — голову сниму.

Испугались бегуны, побежали за Чавдаром. По пути переговариваются:

— Юнаку ни на минуту нельзя разрешать останавливаться. Тогда он не выдержит без еды и воды, упадет, и мы схватим обоих.

— Правильно.

Сменили бегуны уставших солдат и припустили во всю прыть. Совсем близко уже от Чавдара, а догнать не могут. Слышат, как Стратил уговаривает друга:

— Оставь меня, спаси свою жизнь. Ведь ты не выдержишь!

— А слово? — громко крикнул Чавдар. И эхо подхватило его голос. — Друга в беде не оставлю!

Бегут турецкие бегуны месяц, бегут другой, уже и лето прошло, осень наступила, дожди начались, а турки все не могут догнать Чавдара. Он оглянется, увидит, как турецкие солдаты задыхаются от усталости, засмеётся и бежит себе дальше. У Стратила спрашивает:

— Удобно ли тебе, друг?

— Удобно, — отвечает Стратил.

— А как твоя рана?

— Почти не болит.

— И у меня нога зажила.

— Тебе не холодно, Чавдар?

— Нет, я от бега согреваюсь. А тебе?

— И мне не холодно: ты меня согреваешь, — говорит Стратил. — Проголодался, небось?

— Да, есть хочется.

— Держи.

И Стратил срывает с деревьев и протягивает Чавдару яблоко или грушу, орех или сливу. Когда обоим пить захочется, он стряхивает с листьев росу. А турки все ломают себе голову, никак не догадаются, почему юнак не падает от голода и изнеможения. Вернуться к Аге турки боятся — помнят про его кривой ятаган, а юнаков догнать не могут. Но Ага сам про них вспомнил, спросил у своего помощника:

— Догнали?

— Нет, — ответил помощник, — уже сто двадцать три бегуна умерли от разрыва сердца, сорок один в пропасть упал, триста двадцать два стерли ноги до колен. Большие потери в нашем войске, Ага.

Призадумался Ага, как бы ему самому турецкий царь Султан голову не отрубил. Поехал к Султану, упал на колени, рассказал все.

— Как?! — рассвирепел Султан. — Чтобы все моё войско не могло догнать одного болгарского юнака?! Поймать! Сам беги, но поймай! Хоть сто лет бегайте, но схватите и ко мне доставьте.

Вернулся Ага в Болгарию, стал во главе бегунов и побежал. Ага был толстый, как бочка, и сердце у него ожирело. Не пробежал он и ста метров, как повалился и умер. Остальные бегуны и не посмотрели на него. Один даже плюнул: так, мол, тебе и надо.

А Чавдар со Стратилом на плечах бежит себе и бежит по горам и долинам, по лугам и полям.

— Послушай, — сказал однажды Стратил, — что-то я не слышу за нами топота. По-моему, турок уже не видно.

Остановился Чавдар, прислушался. В самом деле, никто их не преследует.

Поднялся Чавдар на высокую гору и сказал Стратилу:

— Посмотри во все стороны. Что тебе видно?

Посмотрел Стратил на север и сказал:

— Турок не видно.

Посмотрел на запад, сказал:

— И там турок не видно.

Посмотрел на восток:

— И в этой стороне турок нет.

Посмотрел на юг и воскликнул:

— Там, далеко, за нашей границей, на турецкой земле, болгарское войско и русское войско теснят турок. Уже к самой столице их, Константинополю, подходят, и сам турецкий Султан стоит на коленях и пощады просит.