Потом они стояли на высоком крыльце ресторана, наблюдая, как две компании дрались между собой, после чего приехали три милицейских «бобика», после чего люди в серой форме побили всех и запихнув обе компании в тесные «собачники» «УАЗиков» умчались в темноту под тревожный всполох фиолетовых мигалок. Губы Риты пахли малиной, были мягкими и податливыми, а спина упруго изгибалась под жадными руками адвоката. Дальнейший путь Борис помнил лишь урывками. Они ехали на заднем сидении какой-то машины, Борис пытался расстегнуть молнию на спине у женщины, а Рита, смеясь и периодически целуя адвоката, била его по рукам и просила держать в руках себя.

Следующие кадры, отразившиеся в сознании мужчины был момент, когда загадочно улыбающаяся Маргарита, загадочно улыбаясь и облизывая красные губы, аккуратно сложив брюки защитника, потянулась к его трусам, а он, лежа на какой-то кровати, уже без рубахи, галстука и пиджака, расслабился, в предвкушении сладострастного момента…

Проснулся человек оттого, что очень сильно замерз. Во рту было такое ощущение, что туда нассали кошки, голова разламывалась, тело окоченело и одеревенело. С трудом подняв голову, человек осмотрелся. Это была странная квартира. Железная кровать с металлической сеткой и хромированными шариками, какая была в детстве у его родителей. Стены в выцветших обоях в невзрачный цветочек, тумбочка, какую человек последний раз видел в армейской казарме, давным-давно, и под стать ей, деревянная табуретка. Человек со стоном повернулся в другую сторону, продавленная сетка под ним заскрипела-завизжала. Потом мужчина понял, что он в кровати не один, ему что-то мешало. Преодолев приступ тошноты, он повернулся еще чуть-чуть и вытащил из-под своего бока. Пару мгновений человек тупо смотрел на предмет, который он держал в руках, затем, вскрикнув, как зайчик, попавшийся в силки, отбросил этот предмет от себя и схватился за зад, безуспешно пытаясь что-то нащупать. Максимально извернувшись, мужчина пытался хоть что-то рассмотреть у себя пониже спины, но ничего не получалось, художественная гимнастика никогда не была его сильной стороной. Поняв бесплодность своих попыток, мужчина осторожно заглянул за кровать, в глубине души надеясь, что зрение его подвело, и он ошибся, нет никакого повода для паники. Предмет, лежащий на полу, открылся во всей красе — нет, чуда не произошло, перед ним действительно и бесстыдно, валялся огромный, сантиметров в сорок, сделанный из какой-то резины, цвета кофе с молоком, очень реалистично выглядевший искусственный хер, или по-научному дидло.

Человек сел на табурет и скуля, опустил голову. Он не помнил, что вчера произошло, но понимал, что ничего хорошего.

За спиной, из коридора, раздался щелчок замка и в тесную квартирку вошел, выглядевший знакомо, парень, лет двадцати пяти, с такими довольными глазами, что человек понял, что где-то он очень сильно проиграл. Борис еле–еле успел запнуть резиновый хер под кровать и накрыться тоненькой простыней.

— Доброе Борис Семенович. Как спалось?

— Вы кто?

— Вы меня не узнаете? Странно. Вы приложили так много усилий для того, чтобы меня посадить, а теперь узнавать не хотите. Даже, знаете ли, немного обидно.

— Прекратите! Отвечайте, вы кто такой?

— Давайте вы орать не будете, хорошо? Вот возьмите, вам будет легче.

В протянутой Борису руке темнела бутылка-чебурашка коричневого стекла, судя по этикетке, с «Жигулевским». Борис Семенович машинально взял бутылку и тут же приложил ее к, разламывающемуся от боли, лбу.

— Ах да! — парень отнял бутылку, вытащил откуда-то, с пояса настоящий черный пистолет, вынул из него обойму и, поставив его на затворную задержку, ловко откупорил бутылку, зажав пробку между рамкой и стволом.

— Возьмите, пиво свежее, всю ночь в холодильнике стояло.

Адвокат поколебался, но, все-таки взял бутылку и одним глотком, с страдальчески стоном, высосал половину содержимого, замер, прислушиваясь к процессам, происходящих в отравленном сивухой, организме.

— Вы опер…как вас там… — Борис прищелкнул пальцами: — а, Громов! Ну и что, Громов? Вы понимаете, что я с вами сейчас сделаю?! Да вы знаете, что я спецсубьект! Я сейчас позвоню в прокуратуру области и вас…!

Судя по смеху присевшего на табурет мента, мыслительный процесс Борис запустил в каком-то не том направлении.

— Та-а-а-к. — задумчиво протянул адвокат: — Смеетесь, значит. Получается, что провокация у вас более обдуманная. Что, обвините меня в изнасиловании вашей подстилки, как ее там, Маргариты?

— Почему моей подстилки? Скорее вашей подстилки, Беляевой Кати.

— Она же только что родила! Я бы с ней не стал…- Борис непроизвольно сморщил морду лица.

— Ну, значит, не срослось! — забавлялся на своей табуретки мент.

Вдруг лицо адвоката побелело.

— Вы меня фотографировали! Вы меня фотографировали…- глаза Бориса непроизвольно скосились под кровать, где вызывающе блестел своими анатомическими подробностями огромный фаллоимитатор.

— Ну! Ну! Договаривайте! — подбодрил его торжествующий мент.

— Вы меня сняли с этим! Вы меня собрались шантажировать!

— Ну, не надо так горячиться. — попытался успокоить раскрасневшегося и задыхающегося от переполняющих его эмоций адвоката мент: — Если и собираюсь вас шантажировать, но не на столько, как вы подумали.

Мент торжествующе развел ладони примерно на сорок сантиметров.

— Я же не зверь. Если и соберусь, то совсем немного, вот настолько. — опер развел пальцы примерно на четыре миллиметра.

— Хорошо, чего вам от меня надо. Денег, наверное?

— Я от вас, любезный, денег даже в голодный год не возьму. — став мгновенно серьезным, прогавкал мент: — Мне от вас надо, чтобы вы больше не занимались делами, в которых фигурирую я. На этом пока все.

— А что, последует продолжение? — стараясь говорить насмешливо, но в душе леденея от страха, спросил Борис.

— Не знаю. Мы просто будем с вами дружить. Ну, наверное, не друзья-друзья, но хорошие приятели. И вот вам приятельский совет — прекращайте играться с бандитами, вас адвокатские корочки не помогут, умрете очень скоро.