Как подброшенные стразы –

окна ерзали огнями…

Я обдумывала фразы,

что звучали между нами.

Городская суматоха

вобрала меня всецело,

мне сначала было плохо,

но затем похорошело.

Мне и вправду стало легче

возле зарослей левкоя,

потому что время лечит,

даже краткое такое.

Вскоре выкатился глобус

над водой большого пруда,

а потом пришел автобус

и увез меня оттуда.

***

Дверь с домофоном, в подъезде зеленые стенки,

надпись «люблю тебя, зайка», пролеты, ступеньки,

сколько здесь всякого разного мной пережито,

свет не погашен в прихожей и дверь не закрыта,

нечего брать, потому и не страшен грабитель, –

угол мой теплый, моя городская обитель.

Много здесь всякого разного – книги, одежда,

полка с сезонною обувью встроена между

старым пеналом и новым высоким проемом.

Сколько хорошего дарит простое жилье нам –

от табуретки дубовой, до тряпки гладильной.

Я никогда б не подумала, что холодильник

сдвинется влево и преобразится с годами,

станет усеян котятами и городами.

Кухонный мир: полотенце, посудная губка,

на подоконнике ваза, комбайн, мясорубка,

желтые стены, прозрачные шторы с цветами,

бежевый кафель от времени треснул местами,

помню, когда-то висело панно в цикламенах…

Время не лечит, а делает трещины в стенах,

время не лечит, а чертит, используя уголь,

то ли прямую, то ли развернутый угол.

***

У меня внутри поют сверчки,

и блуждает леший с бородою,

беленая хата у реки,

вербы над прохладною водою.

Через реку переброшен мост,

за рекою – ивовая чаща,

где волшебный, одинокий дрозд

исполняет гимн животворящий.

Что еще об этом рассказать?

Кукуруза зреет в огороде,

голосит соседская коза,

да перины сохнут на природе.

В переулке солнце пролилось

и детишки в лужицах играют,

дед Иван вколачивает гвоздь

в лестницу, приросшую к сараю.

Золотая внутренность моя,

космос, оплетенный виноградом –

без тебя я фантик, чешуя,

бабочка, разорванная «Градом».

***

В одном и том же платке летом, весной, зимой.

Я, говорит, ваш путь, а вы не следуете за мной,

катит коробку, внутри – возня,

я, говорит, ваш учитель, а вы не слушаете меня,

показывает фотографии, мол, кошачий приют

нуждается в помощи. Многие подают.

Иногда открывает крышку, а там, на дне,

четыре котенка в штопаной простыне,

обвязанные ленточками вокруг груди,

чтобы не сбежали. Она останавливается посреди

вагона, говорит, я – истина, я – господь,

двигается по проходу назад-вперед.

Она и сама привязана к электричке ленточкой из сукна,

как котенок, живет в коробке, где тишина,

упоение и нет желаний уже давно:

я – путь, я – истина, здравствуй дно;

легкая, будто сбросила страшный гнет,

перережешь ленточку, кажется, упорхнет.

***

Ночью небо в черном своем дуршлаге

промывает звезды, и до зари

от любви, числа и цветной бумаги

новые родятся календари.

И ясней становится с каждой датой,

что мы сверху сброшены на убой,

что пасет нас временный соглядатай,

ну и пусть, не страшно. Ведь мы с тобой

превратимся в пыль, погоди немного,

позади района – несложный лес,

и пересекает его дорога

с белою маршруткой наперевес.

***

Колесо дребезжит на оси,

значит будет небезынтересно

подъезжающему такси

под осиной найти себе место.

Вот уже показалось. Оно

чуть коснулось крылом турникета,

потому проникает в окно

звук, похожий на шелест пакета.