Во время пробного запуска BPD сообщило: если изображения, собранные Persistent Surveillance, не связаны с каким-либо текущим делом, они хранятся всего сорок пять дней. Но позже в том же году начальник полиции Балтимора сообщил городскому Управлению общественных защитников, что все изображения, записанные/отснятые во время пилотного запуска программы, сохранены, заархивированы и, следовательно, доступны – независимо от того, были ли они предоставлены BPD для использования в расследованиях [11] . Это противоречие подчеркивает еще одну повторяющуюся тему этой книги: решающее значение имеет политика использования таких ресурсов, но без независимого аудита и реальных наказаний за ее несоблюдение она мало чего стоит.

Макнатт долго говорил со мной о своем стремлении успокоить людей, опасающихся вторжения в частную жизнь, и о том, что для отснятого материала существует аудиторский след. А это означает, что если некий офицер войдет в систему с целью заглянуть в дом своей бывшей девушки, операторы об этом узнают. Я считаю, что Макнатт искренне тревожится за общественную безопасность и конфиденциальность. Но в целом основатели компаний не заходят дальше этого при оценке потенциального вреда технологий слежения.

Макнатт также рассказал о своих беседах с Американским союзом гражданских свобод (ACLU). К его чести, он попытался представить свою позицию этой группе в ее штаб-квартире в Вашингтоне, округ Колумбия, утверждая, что изображения с низким разрешением не несут угрозы для частной жизни граждан. Но из этого ничего не вышло. Согласно статье в Bloomberg Businessweek, Джей Стэнли, эксперт по вопросам конфиденциальности и политический аналитик из ACLU, почувствовал себя свидетелем того, как дебаты о неприкосновенности частной жизни или безопасности в Америке перетекают в неизведанные воды. Стэнли сказал себе: «Вот где происходит все самое главное. Наконец к нам пришла технология, и Большой Брат уже здесь».

Кто-то возразит: Макнатт тоже является гражданином этой страны и не больше нас с вами хочет стать объектом навязчивой слежки. Но финансовые мотивы, соблазны успеха и фидуциарные обязательства перед акционерами способны творить с принципами человека странные вещи. Ремесленники, начиная с Виктора Франкенштейна, подтвердят: творения могут жить собственной жизнью, зачастую совершенно не такой, какой ее воображали их создатели. Джек Дорси, вероятно, не собирался делать веб-сайт, на котором американцы бесконечно плевались бы друг в друга ложью и желчью, но он создал именно такой веб-сайт.

Очевидно, что эксперимент Балтимора с Persistent Surveillance был реализован плохо. Полицейские управления не должны развертывать подобные системы активного наблюдения, скрывая от всех этот факт. Однако, несмотря на разногласия, дроны проделали хорошую работу, и, как я объясню позже, они снова будут летать. Примерно за триста часов полета они засняли на пленку двадцать три выстрела, из них пять со смертельным исходом. Наши телефоны отслеживают наше местоположение. Файлы cookie позволяют рекламодателям узнавать наши привычки. Полицейские, передвигаясь пешком и на колесах, видят, как мы ходим по своим делам. Дроны снимают городские улицы, а не обстановку наших домов, они видят нашу общественную жизнь, а не частную – ну что нам стоит появиться в виде неразличимой точки на кадрах с дронов, если ловят стрелков и убийц, которых в противном случае никто бы не поймал?

Или подумайте о том, что происходило, пока я вычитывал редактуру этой рукописи, используя последний шанс автора внести в книгу существенные правки. Это была середина мая 2020 года, и, как и прочие жители Восточного побережья, я уже чуть более двух месяцев сидел взаперти. Почти 90 000 американцев умерли от COVID-19 – более четверти из них в моем родном штате Нью-Йорк. Несмотря на обширные меры предосторожности, мой отец подхватил вирус в легкой форме и несколько недель болел дома. Его симптомы после этого держались еще пару месяцев.

Америка и Южная Корея подтвердили первые случаи заболевания COVID-19 в один и тот же день, но на момент написания моей статьи в Южной Корее от вируса умерло всего 260 человек. Население Америки в шесть с лишним раз превышает население Южной Кореи, но погибших у нас было в 330 раз больше. Это в значительной степени связано с тем, насколько обширно отслеживаются контакты между людьми в Южной Корее с помощью приложений – и в этом задействованы такие уровни правительственного надзора, мониторинга и сбора информации, которых многие американцы просто не потерпят. Даже просьбу носить маски в общественных местах некоторые люди восприняли в штыки.

Любопытно, что отношение к слежке не выглядело последовательным или тенденциозным: противодействие локдауну – и, вероятно, необходимости загружать приложения для отслеживания контактов – было гораздо более распространено среди правых, чем среди левых, как и симпатия к полиции. Многие левые обеспокоены возможной полицейской слежкой, но тоскуют по активному мониторингу здоровья, с помощью которого Южная Корея сдерживала распространение COVID-19. Скажу для протокола: я уж точно не тосковал по такого рода наблюдению. Но если бы приложение для отслеживания контактов было доступно – а я был бы уверен, что данные поступят только в государственные и местные департаменты здравоохранения и ни при каких обстоятельствах не будут доступны правоохранительным органам – я бы его скачал. Если оно станет доступно после того, как я напишу эти строки, и до того, как вы их прочтете, я его загружу, а затем удалю, как только сделаю прививку.