– Н-не знаю… – выдавил я и тут же захлебнулся от удара. Сашкин кулак молниеносно врезался мне сначала в солнечное сплетение, затем, спустя доли секунды, в лицо.

Отлетев в сторону, я приложился затылком об угол стола. Моё сознание отключилось, как электрическая лампочка.

Очнулся я от резкого вкуса и запаха водки, которую Сашка прямо из бутылки заливал мне в рот под дружное ржание остальных.

– Э-э, что это значит?!! – вскочил я.

– Живой? – глумливо расхохотался Сашка. – А теперь переодевайся и вали отсюда, обоссыш вонючий!

Кое-как сменив спецовку на спортивки, я направился к выходу.

Закрыв дверь, я задержался за ней – до моих ушей долетело начало спора.

– Слышь, Тарзан, а может, ты это зря? Ты же его знаешь, он запросто пойдёт в ментуру. И всех заметут, разбираться не будут…

– Да хватит тебе, Васюсь, ни в какую ментуру он не пойдёт. А пойдёт – и что он им скажет? Что звездюлей получил? А за что он их получил? Ага, бригаду подставил…

– Думаешь, он так и скажет?

– Скажет, не скажет… Всё равно дознаются. И просто поржут. Скажут, что сам виноват. Это лучший вариант для него. Есть и лучший для нас – Ден или заказчик подаст в суд, и весь наш долг переведут на Лёвку. Это скорее всего. Так что дыши ровно. В крайнем случае скажем, что пришёл на работу бухой, а в ответ на замечание полез драться.

Васька не ответил. Видимо, впервые за месяцы совместной работы понял – Сашку не переспорить. А может, Тарзану удалось успокоить бригадира, и тот действительно ровно дышит.

Мне же осуществление сего физиологического процесса давалось с трудом – диафрагма ещё не успела отойти от сжимающих спазмов. Голова гудела. Разбитый нос невыносимо чесался, при этом малейшее прикосновение к нему вызывало сильную тупую боль.

Но боль была не самым ярким чувством в спектре, гнетущем меня в этот момент. Обида и несправедливость давили не менее тяжёлым грузом, усугубляясь странной неясностью ситуации. Согласен, я пока не могу работать как профессиональный мастер, но если сие не соответствует «корпоративной этике», почему со мной не распрощались в первые же дни? Почему меня, в таком случае, вообще взяли на работу?

И почему я не получил ни копейки? Я же не бездельничал. Да, работал не так быстро, иногда допускал огрехи, но дело делалось. Пусть бы заплатили меньше, я бы понял и не стал спорить. Кстати, а остальные-то при чём? Почему их обделили? Коллективная ответственность?

Нет, здесь что-то не то. Я прекрасно помню, что раствор для штукатурки мы, вопреки требованиям шефа, наводили строго в нужных пропорциях. Полагаю, что на самом деле он решил нас проучить за то, что не послушали его и не стали экономить, пусть и в ущерб качеству.

Ну а что мы хотели, это частный бизнес, ему закон не писан. Точнее, писан, да не всегда читан. А если читан, то на дураков рассчитан. И хорошо, если они склонны учиться хотя бы на собственных ошибках.

Из ноздрей и повреждённой губы шла кровь, капая на футболку. Хорошо хоть, футболка у меня бордовая и на ней ничего не видно. Однако стирать её всё равно придётся, и как можно быстрее – кровь отмывается плохо. Засохла на ткани – можно считать, что вещь пропала.

Я аккуратно промокнул кровоточащую губу влажной салфеткой. Та мгновенно превратилась в липкий и бесформенный бурый комок.

Голова продолжала гудеть и кружиться. Некстати (а может быть, всё-таки кстати?) вспомнилась моя первая стопка водки, выпитая мной в нежном семилетнем возрасте. Интересно, что инициатора моей инициации тоже звали Александром. Как вы, наверное, догадались, речь пойдёт о моём родном дяде.

Однажды, в пьяном угаре, мой замечательный родственник заманил меня в свою комнату на мультфильм. Я в детстве очень любил смотреть телевизор – не только мультфильмы, уважал я и кино. Также не оставлял без внимания и всевозможные передачи – от моего любимого «Зова джунглей» до взрослых и серьёзных «Часа Пик» и «Темы». К сожалению, бабушкин «Рекорд», купленный в семидесятые, показывал лишь первый канал – «ОРТ», как он назывался в девяностые. А у дяди Саши ловили и «НТВ», и «Олимп», и «Полис». Сейчас, в нулевые, я их смотрю, не задумываясь. Но десятилетие назад эти каналы, как и всё неизведанное и недоступное, – тянули мою любопытную натуру, как магнитом.

Я смотрел «Незнайку на Луне». Дядька с очередным приятелем – здоровенным небритым бруталом сомнительного вида – травили на кухне байки, накачиваясь водкой. Через некоторое время их языки начали заплетаться. Дядя Саша принёс в комнату две стопки с прозрачной жидкостью.

– Лёвушка, родной мой, – расплылся в омерзительной улыбке дядька. – А ну, давай выпьем за твоё здоровье!

– Что это? Водка? Не буду! – я помотал головой.

– Ты что, меня не уважаешь, что ли? – дядька дыхнул на меня перегаром.

Дядьку я помню столько же, сколько помню себя. И за все эти кошмарные годы мне ни разу не приходило в голову уважать этого пропитого и прокуренного пересидка. Но сказать об этом вслух я, разумеется, не мог.

– Пей! – дядя Саша буквально силой разжал краем стопки мои молочные зубы и дёрнул за волосы, запрокинув голову. Он держал меня так, пока я не проглотил угощение.

Но даже после этого мой семилетний организм «огненную воду» принимать наотрез отказался. Слёзы ручьём брызнули из моих глаз. Дыхание парализовало. Я зашёлся тягучей слюной и кашлем.