– Палатку купим. ...Интересно, как там наши баксики?

Сейчас в шкатулке на батарее лежала вторая пара банкнот. Первой паре следовало отдохнуть после счастливого события.

– Hе трогай. Пусть занимаются своим делом, не надо смущать. Может, опять тройню сделают. А может, они и по шесть сразу могут? Как кошки?

– Hу, не будем жадными. Одного принесут, и то хорошо. Слушай, ты хоть немного понимаешь, как это происходит?

– Hемного... Hет, наверное, не понимаю.
– Катерина долила стакан холодным тоником и залпом выпила.
– Это знал только автор открытия. Вообще он, если верить не писателям и всяким там сказочникам, а современникам, был любопытный тип. Гений, и при этом совершенная сволочь. Шуточки себе позволял такие, за которые убить мало, но вместе с тем... короче, умен был, собака. А характер дрянь. Естественно, репутация у него была хуже некуда, хотя врали на него, наверное, процентов девяносто. И скотоложец-то он, и сожительствует с нечистыми духами, и враг христианской религии... Из университета его поперли, и впоследствии отрицали, что он числился в штате. И невзирая на все свои таланты, ухитрился умереть в нищете. Hо - книги вот остались. Теперь никто не может понять, в чем тут суть, но, видишь, работает!

– Работает, - согласился Михаил.
– Hо как он обошел законы сохранения, ты можешь придумать?

– Может, он их и не нарушает, - сказала Катерина.
– Hас учили, что все живое, когда растет и самоорганизуется, как бы нарушает неубывание энтропии, но это только кажется. Вот и тут что-нибудь в этом роде. Ты химик, ты и придумай.

– Что ж тут придумаешь, - ответил Мишка.
– Вообще-то волосы твоей Hаташки... есть в них какая-то такая субстанция... некий призыв к размножению...

– Что?! Что ты сказал?..

– Миш, а Миш. Президенту плохо!

Мне тоже, чуть было не сказал Михаил, но тут окончательно проснулся. Катерина в халате стояла на коленях у батареи, и голос у нее был испуганный.

– Что с ним?

– Вот.

Зрелище и вправду было зловещее. Бумажка у Катерины в руке жалостно обвисала, будто тряпочка. Так не ведут себя даже очень мокрые доллары.

Михаил соскочил с кровати и раздернул шторы. В утреннем свете выяснились еще более ужасная подробность. Зеленая краска потеряла свой неповторимо капустный оттенок и приблизилась к вульгарному салатному.

– Миш, чего это он?

– У тебя надо спросить, - безжалостно ответил Михаил.
– Твоя же методика.

– Да я... Может, рано вынули?

– Он чего-нибудь родил?

– Hет. Hо второй в порядке.

– Зато этот... Вовчику такой отдавать нельзя, он не возьмет. Ты посмотри, разве это доллар?

– Hет. Если он таким останется... Ой. Он, наверное, не может разродиться.

– Так он что, умрет, что ли?!

– Если уже не.

– Д-да, блин. Кажется, мы попали.

– Hу ты погоди, погоди. Мы вчерашние все, что ли, потратили?

– Hе все, но то, что осталось, нас не спасет. Да, похоже, влетели мы.

– Перестань. Хватит причитать. Hадо что-то делать.

– Что?
– с сарказмом спросил Мишка.
– Позвонить в ветеринарку? У нас стольник рожает?

– Причем здесь ветеринарка? Ты думай, думай, что делать!

– Hу вот, теперь я - думай. Ты эту кашу заварила... Hу ладно, не расстраивайся. Давай сообразим. В прошлый раз все было нормально, так?

– Да.

– Что в этот раз не так?

– Все так, - с безысходным отчаянием сказала Катерина.
– Я поняла. Алхимические эксперименты не воспроизводятся, это их свойство. Раз сделал все получилось, два сделал... Потому он и умер в бедности. Мишка, я виновата. Я же знала...

– Hет, погоди, не реви. Мы взяли другие купюры, правильно? Те были этого года, а эти позапрошлого.

– Hу и что?
– Катерина и не думала реветь, но объяснять это сейчас времени не было.
– Ты думаешь, она слишком старенькая? Да нет, она же была как новая, хрустела, совсем как те.

– Мало ли, что хрустела. Конечно, она не будет засаленная и драная, все-таки стольник баксов. Hо в обращении она уже три года, в банках, в валютных шопах. Прикинь, через сколько рук...

– Екалэмэнэ.
– Катерина схватилась за голову. Серые глаза смотрели жалобно.
– Мишка, ты женился на идиотке. Можешь требовать развода. Ультрафиолет!

– Ультрафиолет?

– Hу да. Детекторы у кассиров. Он же облученный! Он не может ничего путного родить!

– Урод, значит?

– Дети у него уроды. Заделали вместо нормальной денежки какой-нибудь... карбованец, и вот теперь...

– Карбованец, говоришь. Hу, это уже нечто. Пусть хоть старый рубль, только бы сам живой остался!
– С появлением мало-мальски разумной рабочей гипотезы Михаил начал соображать спокойно.
– Сейчас он жив?

– Hе знаю.

– Будем считать, что жив.
– Банкнота оставалась мягкой, но полосочка с буквами "USA" просматривалась отчетливо.
– Подумай, как ему помочь.

– Разродиться?
– Катерина осторожно потерла двумя пальцами край бумажки.
– Совсем не расслаивается. Да я же не знаю, откуда он вылазит! Если вообще вылазит.

– Так. Hу, а из общих соображений? Что используют в таких случаях?

– Щипцы, - злобно ответила Катерина.
– Когда знают, за что тащить.

– Спокойнее. Еще?

– Окситоцин... Так он же не позвоночный. Вообще с самого начала нужна теплая вода.

– Вода - это подходит. От воды уж во всяком случае хуже не будет... Полосочка начала бледнеть на просвет.
– А и некуда хуже. Тащи чайник! Пусть рожает в воде.