– Что это они? Ругаются, а работают вместе? – спросил он, придерживая коня.

– Завсегда так. Ругаются, а водой не разольешь.

Под двумя большими кустами ивы они спешились, связали лошадей и пошли навстречу Марфе и Варваре.

Свежескошенная трава вянула на глазах, хрустела стеблями под ногами и могуче источала в голубой воздух душистые запахи. Ветра не было, и этот волнующий аромат разнотравья плотной пеленой держался над лугом.

Возле прокоса, в ожидании, когда подойдут косцы, Лукашин и Анфиса остановились.

Марфа, кончив раскидывать косьем кошеницу, расправила напотевшие плечи, не то в шутку, не то всерьез бросила Анфисе:

– Чего выстала? Не икона! Взяла бы да помахала.

– А вот и возьму, – задорно вскинула голову Анфиса.

– Возьми, возьми, Анфисьюшка, поубавь у ней спеси-то.

Марфа недобрым взглядом смерила Варвару:

– Ну, ты! Не родилось еще в Пекашине такой бабы, чтобы супротив меня… Давай! – обернулась она к Анфисе.

Варвара, улыбаясь одними глазами из-под белого платка, наглухо кутавшего ей лицо (она и на работе не забывала оберегать свою красу), с готовностью протянула Анфисе косу, закивала Лукашину, – ей, видно, страсть как хотелось стравить председателя с Марфой.

Анфиса, ни слова не говоря, деловито и с внешним спокойствием (но Лукашин видел, как у нее бледнеет лицо) проверила насадку косы, провела несколько раз бруском по полотну, затем стала снимать кофту.

– Снимай и ты, Марфушка, – посоветовала Варвара.

Угловатое, шелушившееся от загара лицо Марфы расплылось в широченной улыбке:

– Простудить хочешь? Она и косу-то забыла, как держать. Вишь ведь, ручушки-то от карандашика высохли.

Марфа шагнула к траве и, выпрямившись во весь свой богатырский рост, коротко бросила:

– Становись.

Рядом с ней Анфиса показалась Лукашину подростком.

Какую-то секунду все стояли в ожидании, не дыша. И вдруг в воздухе со свистом сверкнуло лезвие Марфиной косы. Сухая, перестоявшаяся на корню трава целой копной вылетела из-под ее ног. Потом еще взмах, еще…

Анфиса вся подобралась, отвела в сторону косу и, приседая, сделала первый взмах.

Некоторое время они шли вплотную. Потом Марфа обернулась, смерила Анфису презрительным взглядом – и пошла, и пошла отмерять сажени…

– Нет, с Марфой земной бабе не тягаться, – убежденно сказала Варвара. – Она идет – земля колыбается, а трава, чего уж, сама со страху клонится.

Тело Анфисы выгибалось дугой. Лукашин, волнуясь, заметил, как темными кругами стала мокнуть рубаха на ее спине. На минуту ей опять удалось приблизиться к Марфе. И опять Марфа, как палашом, взметнув косою, ушла вперед.

Анфиса нагнулась, начала лопатить косу. Лукашин перевел дух: ему показалось сначала, что она, не выдержав, падает.

– Что, голубушка? – обернулась Марфа, ухмыляясь. – На себя не надеешься, за брусок взялась.

После правки косы Анфиса опять стала догонять Марфу. Лукашин влюбленными глазами смотрел на белые, как челнок ходившие из стороны в сторону, руки Анфисы и, сам не замечая того, покачивал головой вслед за ними. Еще ближе, еще ближе… И вот уже Анфиса кричит:

– Пятки! Пятки убирай!

Марфа рванулась вперед, но Анфиса уже наступала на подол.

– Пятки! Пятки, говорю, убирай! – опять закричала она.

И тут случилось невероятное: Марфа посторонилась и пропустила Анфису вперед. Варвара и Лукашин, путаясь ногами в кошенице, побежали к косцам. Марфа, вся багровая от стыда и гнева, рвала с себя кофту.

– Что я тебе говорила! Сними кофту. А теперь небось приспичило…

К Марфе нельзя было подступиться. Зажав косье меж колен, она с яростью била бруском по полотну – искры сыпались вокруг, как в кузнице. Потом рывком выпрямилась, отбросила в сторону брусок и кинулась догонять Анфису.

Гул и ветер пошел по пожне. Под розовой рубахой, как жернова, заходили полукружья лопаток.

– Стопчу! – загремела она, с каждой секундой приближаясь к Анфисе.

– И стопчет, вот те бог стопчет, – замахала от удовольствия руками Варвара.

Анфису словно хлестнули кнутом. Она снова рванулась вперед и снова оторвалась от Марфы.

Варвара заволновалась.

– Марфушка, – закричала она, – телом-то, телом пособляй! На что тебе бог тело дал? Вот глупая!.. Вишь ведь, вишь ведь та хитрюга – всем телом водит, а эта медведица прет – хоть золото рассыпь – не наклонится.

И в самом деле, Анфиса ходила как маятник. Взмахивая косой, она отводила назад все свое небольшое тело, потом, приседая, как бы падала вперед и снова приподнималась.