Хог: А вообще какой он был?

Дэй: Настоящий бойскаут. Пил молоко. Не выражался. Называл своего отца «сэр». Ходил в церковь. Писал письма своей девушке, Лоррейн, типичной «девчонке по соседству» — в смысле, она и правда рядом с ним жила. Он на ней потом женился. Первая его жена, до того, как Голливуд его развратил.

Хог: А он что про вас думал?

Дэй: Он считал меня трущобным мальчишкой из тех, которые воруют сумочки у старушек, а жарким летним днем открывают пожарные гидранты. Это, кстати, неправда — гидрантов я никогда не открывал. Серьезно, я для него был таким же чужаком, как и он для меня. Он никогда в жизни не видел живого еврея, не говоря уж о том, чтобы спать с ним на соседней койке. Те персонажи, которых мы играли, — это правда были мы. Поэтому так здорово и получалось.

Хог: И как вы сошлись? Или правильный вопрос будет — почему?

Дэй: Все дело в шоу-бизнесе. Гейб учился в университете, а зарабатывал на это всяческими выступлениями. Работал диск-жокеем на местной радиостанции по доллару за вечер. Играл в летних театрах, ну знаешь, из тех, что часто под открытым небом постановки делают. Пел, играл на укулеле и сносно отбивал чечетку. Он и фокусы показывал на детских праздниках. Жонглировал. Гадал по руке — помнишь, он это в «Большой арене» использовал? Всего понемножку, в общем. Ничего особенного, но в Линкольне, штат Небраска, сойдет и так.

Хог: Гейб умел смешить?

Дэй: Он был сообразительный. В комедии как искусстве он ни черта не понимал. Это я его всему научил.

Хог: И вы подружились?

Дэй: Мы оба привыкли выступать, так что у нас была общая тема для разговоров. Мы об этом заговорили — и продолжили говорить дальше. Гейба шоу-бизнес зацепил всерьез. Он любил поговорить про фильмы, про радиопостановки. И про Кэтскилле ему страшно нравилось слушать. Когда нам давали увольнительные, мы всю ночь сидели за бутылкой «Кока-колы» и болтали. Скоро я уже начал ему показывать наши с Мелом старые номера, он смеялся и добавлял кое-что. А потом развивал тему. И я тоже. Мы как начали это делать, так и продолжали импровизировать, как музыканты. Мы так расслаблялись. Понимаешь, тренировочный лагерь — жуткое место. Вечно командуют, говорят, куда идти и что делать, и при этом вполне вероятно, что через полгода тебя убьют. Большинство пьянствовало, чтобы выпустить пар, а у нас с Гейбом для этого был юмор.

Хог: А вы его про себя сравнивали с Мелом?

Дэй: А то как же. Он как раз был типаж «старший брат». Чуть постарше меня. Высокий, серьезный, надежный. Людям он нравился.

Хог: А он серьезно хотел стать артистом?

Дэй: Ты хочешь знать, что было бы, если б мы с ним не повстречались? Сложно сказать. Гейб был консервативный парень из маленького городка, такие редко рискуют. Наверное, он бы вернулся домой и работал в папиной аптеке. Мы ни к чему с ним особенно не стремились, просто так вышло.

Хог: У вас это звучит как история любви.

Дэй: Поначалу так и было. А потом это стало больше похоже на брак. Вы все время вместе, вместе планируете будущее. Вас объединяет доверие, приязнь, верность, ревность. Только что вы при этом не трахаетесь. Стало быть, если подумать, типичный брак и есть. (Пауза.) Упс, прости, Хоги. Старая шутка.

Хог: Когда вы поняли, что у вас хорошо получается?

Дэй: Да сразу. Остальные ребята нас услышали, им стало интересно, так что мы слепили несколько номеров и стали их показывать. В казармах. В столовой. Для забавы, как в спальне в «Пайн Три». У нас был номер про учебный лагерь — Гейб суровый сержант, который тренирует меня, неуклюжего новобранца, а я все время ружье роняю. Это был наш первый серьезный номер. Мы его в «Вольно!» потом делали.

Хог: Я помню.

Дэй: Потом был номер, где я городской пижон и учу его, деревенского простака, играть в покер. Я думаю, что сейчас выманю у него все деньги, но на самом деле это он в итоге выманивает деньги у меня. Еще мы играли двух новобранцев, которые пытаются понять, что они такое едят в столовой. А, и еще старый номер с танцем из «Пайн Три», только теперь про танцы в армейском клубе. Я играл того же персонажа, что и раньше, а он — роль Мела. Но мы с самого начала заставляли зрителей хохотать до слез. С Мелом мы до такой степени людей не смешили.

Хог: И в чем была разница?

Дэй: Общий опыт. Мы все жили одной жизнью, все боялись того, что будет дальше. Плюс еще Гейб…

Хог: А что Гейб?

Дэй: (Пауза.) Он был великолепен в амплуа простака. Я только через много лет себе в этом признался. Когда мы были на вершине славы, я всегда думал, что все дело во мне. Все так говорили. Говорили, что его роль любой может сыграть, что он деревянный, что причина нашего успеха во мне. Я в это верил. И я ошибался. Он был прекрасным простаком. Лучшим в шоу-бизнесе.

Хог: Серьезное заявление с вашей стороны.

Дэй: Это правда. Мы просто идеально подошли друг другу. Я был очень взвинченный, такой типичный парень из Нью-Йорка — ну ты знаешь. Сплошное «давай-давай-давай». Он был спокойный и собранный. Воплощение Среднего Запада. Сама невинность. И красивый, хотя мне всегда казалось, что кадык у него слишком уж выпирает… У нас с ним был отличный ритм. У Гейба был какой-то инстинкт — он чувствовал, когда нужно поднажать, чтобы я казался еще смешнее. И знал, когда меня попридержать и перейти к следующему номеру. Ровно тогда, когда нужно — ни секундой раньше, ни секундой позже. Он это чувствовал.