— Погибла она в прошлом году. — Денис перекрестился и сжал кулаки. — Третьего августа, в субботу… отморозок один ограбить её по пути домой решил… и нет чтобы сумочку вырвать, да человека в покое оставить… нет же! Голову чугунным прутом разбил…

Антон достал мобильник и до того, как несостоявшийся жених начал распускать сопли и проклинать всех бомжей, жёстко спросил.

— Как её звали, в каком часу это случилось?

— Клавдия Владимировна… в девичестве Нелидова… Напали на неё вечером. Около десяти… домой она от Танечки возвращалась… эх, моя ж машина-то сломалась, Волга… в гараже на лужской даче с месяц как брошена была, а ведь я мог бы сам подвести её! И надо же было так рано с предложением к Таньке лезть! Обиделась… ей-ей обиделась!

Давыдов, как и ожидал Антон, ушёл в печаль, сопровождая отчаянное состояние сердца тихими завываниями и беспочвенными обвинениями в адрес всех беспаспортников…

«…3го августа, около двадцати двух, угол пр. Славы и Будапештской, прошлый год» набрал текст Антон, скопировал в окно мессенджера и послал Димычу с правкой «Проверь, как будет время.»

Дальше в расспросы вдаваться не было смысла. Собеседник раскис. К нему ринулись старушки. Жалеть и успокаивать…. Кстати, о старушках.

Под номерами 16, 17, и 18 в блокнот следователя были вписаны гражданки преклонного возраста с удостоверением блокадниц. У всех трёх приличного размера котомки, сбитые ботинки и расшитые яркими цветами платки. Имена их также сочетались с головными уборами: Роза Никитична, Георгина Петровна и Гвоздика Лукьяновна. Основное их внешнее убранство состояло из шерстяных платьев с кружевными манжетками и вязаных чулок кустарного производства. Самая бойкая из них, Георгина, носила ещё и кардиган минского трикотажа, а самая тихая, Роза, серьги из красной кожи.

— Далеко от сюда проживаете? — поинтересовался Антон после изучения удостоверений.

— В Озерках. — Скрипнула Георгина.

— Кем хозяйке дома будете?

— Родственниками…

— Дальними. — Вставила Гвоздика.

— Ясно.

Антон склонился над блокнотом, и его ручка шустро пробежалась по новой странице. Все трое бабулек привстали на цыпочках. Роза засопела.

— Нас Денис Василич пригласил. — Уточнила она с переменным успехом достигая той высоты, с которой можно было частично рассмотреть письменное содержание блокнота следователя. Остальные пихнули её в бок…но поздно.

— Давыдов? — Поднял взгляд Антон.

— Он самый.

— Он же не родственник.

— Тю… Так мы ш не знали… — Развели руками бабульки.

— Денис Василич больно хороший человек, — выступила вперёд Георгина, — мы его давненько знаем… и жену евоную тоже хорошо знали… бедняжечку… не помню, когда, но незадолго до кончины ейной, денежек нам давала…

— В долг! — Снова вставила Гвоздика, жёстко пихнув подружку в бок.

— Ага, — махнула рукой та, — мы ей должочек-то приходили отдавать, да не было ея… Когда же мы… это… приходили-та?

Тут Давыдов дёрнул за рукав старушку и напомнил, что никаких денег он с них брать не станет. Те благоговейно зашептались. Антон усмехнулся и повернулся к сержанту Бабочкину.

— Подвезите цветочное собрание до Ладожской… Давайте-ка шебуршите до дома, соседки. Давыдов вам «подарков» позднее привезёт…

Те, бухтя, засеменили за стражем порядка.

«Добытчицы» — покачал головой им вслед Антон, вычёркивая из списка номера с 16 по 18. Такие бабульки появляются на свадьбах под конец… еду со стола смахнуть до того, как все лакомые остатки уплывут в ином направлении или, не дай бог, попадут в мусорный бак. Была у него такая соседка, Прокофьевна. В школьные годы подкармливала Антона вкусностями, салатиками и даже, в особо удачливые дни, мясной вырезкой.

«Антошка, иди руки помой!» — Ворчала Прокофьевна вечерком, скрывая довольную улыбку. — «И за стол!»

Мальчишке девять лет, а через забор мог, не глядя пройти. Так был худ… Родители Антона работали на «Путиловке» и притаскивали в дом исключительно технический спирт…

— Следующий!

Маэстро.

«Номер 19. Юрий Маратович Валужис. Двадцать один год. Свободный музыкант. Тромбон. Джаз-клуб на Шпалерной.»

Красивые руки, аскетичное лицо. Круглые очки еле держатся на тонкой переносице. Что ещё смог приметить в нём наблюдательный следователь? Совершенно очевидным было то, что кругляшки являлись пустышками, так как, имея свойство коситься на людей и объекты, обладатель тромбона забывал поворачивать голову. Значит прекрасно видел и без очков. Вообще, само по себе это ничего не значило если бы молодой человек работал в маркетинговой конторе или там, где «умный вид» требовался больше, нежели сама предрасположенность к размышлению… Но зачем стекляшки музыканту?

— Мы друзья детства. — Подправив очки, промычал Юрий. — Соседями были, когда Саша с тётей Таней ещё на Аптекарском жили.

«Тётя Таня» — с облегчением вздохнул про себя Антон. — «Ну наконец-то настоящего друга детства встретил… Так Сашину мать ещё никто не называл.»

— Когда приехали сюда и на чём?

— Кажется… в обеднее время…

— В час он сюда приперся! — ворвался голос Анны Николаевны. Она ужасно нервничала и постоянно выходила на кухню не то покурить, не то выпить.

— Так и запишем. — Вздохнул Антон.

— Приехал я в Кадиллаке, Эскаладе, с подругой, — продолжал суровый Юрий, — Лида иди же сюда… вот познакомьтесь.

«Номер 20. Лидия Васильевна Смирнова. 22 года… не работает, не учится. Дочь хозяина винных бутиков на Петроградской стороне. Высшая весовая категория.»

— Очень приятно. — И глазом не моргнув, соврал Антон. — Документы имеются?

Та протянула водительские права и громовым тенором произнесла.

— «Эскаладэ» мой.

«А кто сомневался?» — подумал следователь. — «Нищий молодой человек, на вид небывалой хрупкости, и состоятельная, тяжёлая, как железная плита, дамочка. Только авто грузового типа способно выдержать вес такой хозяйки.»