Шрифт:
Собравшиеся у принцессы вполголоса обсуждали сложившуюся во дворце ситуацию. Анна Леопольдовна всегда недолюбливала Бирона, но теперь она откровенно ненавидела регента, даже не пытаясь скрывать неукротимую ярость. Куда девались её мечтательность и вечное равнодушие к происходящему!
— Нельзя же сидеть и ждать, какую ещё хулу это грубое животное возымеет желание возвести, — от возмущения Анна Леопольдовна дала Бирону такое жесткое определение.
— Господа, а Вы слышали, — зазвучал мягкий голос фрейлины Юлианы фон Менгден, — что на другой день, последовавший за днём смерти Анны Иоанновны, упокой, Господи, её душу, — Юлиана перекрестилась, а следом за ней все присутствующие, — на берегу Мойки возле Зелёного моста обнаружили задушенную женщину, как две капли воды похожую на покойную государыню.
— А я говорила! Я, как услышала про двойника в лазоревом платье, так сразу же сказала: это ж-ж-ж неспроста! — Виктория не могла скрыть возбуждения.
— Кому и когда Вы говорили про, извините, Вы сказали про ж-ж-ж? — Анна Леопольдовна каждое слово Виктории с надеждой воспринимала как пророчество: настоящее пугало, и хотелось верить, что в будущем всё как-то уладится.
— Анна Иоанновна знала, что умрет после того, как увидит себя без зеркала. Так вот, и все это знали! — Виктория гордо обвела взглядом присутствующих. — Значит, если про задушенную возле Зелёного моста не фейк, то тот, кому это выгодно, привёл конкретно похожую тётку во дворец, потом её же вывел и придушил, чтобы лишнего не болтала. Получается, что это был тот, кто во дворце все ходы-выходы знает и кто предсказание про двойника слышал.
— Все слышали про предсказание, полученное Анной Иоанновной в юные годы, и покойная государыня сама про это не раз сказывала. И то, что Вы надумали, Виктория, в мыслях у многих, — тут Карл Менгден, кузен Юлианы, неожиданно повысил голос: — Но мы не имеем прав очернять кого бы то ни было без веских на то оснований.
— Так я же никого я очерняю, просто надо найти того, кто заинтересован был в смерти царицы и, зная её настроение, реализовал в жизнь это пророчество. Кто-то же отыскал очень похожую на Анну Иоанновну женщину и привел во дворец. Надо подумать, кто бы это мог сделать из тех, кому выгодно.
— Стены имеют уши! — зашипел на Вику розовощекий Эрнест Миних, сын могущественного фельдмаршала. — У принцессы и без того незавидное положение, дабы усугублять его намёками на неизвестного злодея.
Не хотят слушать — не надо. Виктория посмотрела на тикающие каминные часы: Слеповран уже к Летнему саду подъехал, а она этих запуганных бодрит. Почему бы их Бирону не троллить, если они даже своих мыслей боятся: вдруг узнает про их разговор Бирон и подумает, что они на Бирона подумали… «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть…»
— К Вам генерал-фельдмаршал граф фон Миних, просят аудиенции, — объявил гоф-фурьер.
— Вот у кого следует искать защиты! — воскликнула принцесса.
Виктория знала, что с приходом старшего Миниха начнется скучнейшее, ни к чему не ведущее переливание из пустого в порожнее. Назавтра всё будет заново обсказано раз по десять, и посему надо валить, пока вся эта политическая нудятина не началась.
Виктория Чучухина торопилась к Летнему саду. Подобрав подол юбки, она почти бежала по скользкому первому снежку. Восьмое ноября — мамин День рождения. И в двадцать первом веке в этот день падал первый снег, а Вуколов нервничал, что не переобул шины, потом снег таял, и на асфальте появлялись лужицы. Асфальт, шины… Господи, какие красивые слова!
— А я уже тревожился, что не придешь, — Роман Матвеевич Соболевский-Слеповран вышел из темноты навстречу.
— Ты чё, Ром! Я весь вечер как на иголках. Там Миних пришел, я и слиняла.
— Миних? Вот старый интриган, всё ему неймется, — ухмыльнулся Роман Матвеевич. — Садись в карету, заждался…
— Джаст э момент, сэр, — отрапортовала Виктория.
— Это ты по-англитцки знаешь? — удивился Слеповран.
— А то! — Виктории стало весело. — Конечно, знаю. Могу про май фэмели рассказать, а могу ещё Москоу из капитал оф Раша.
— Ты, душечка, в каких временах живешь? Уже тридцать лет Saint Petersburg is the capital of Russia, — ухмыльнулся Роман Матвеевич и ещё добавил какую-то длинную фразу на хорошем английском. Что именно добавил, Виктория не поняла — словарного запаса не хватило перевести, но то, что это хороший английский, было ясно и без перевода.
— Йес, оф кос, — ответила на всякий случай.
— Вот за это тебя и люблю, душа моя, — широко улыбнулся Слеповран и притянул Викторию к себе.
XIII. Санкт-Петербург, 9 ноября 1740 года
Виктория Чучухина и князь Роман Матвеевич Саболевский-Слеповран пили утренний кофе. Кофе подавался в малюсеньких чашечках, буквально на два глотка.
— Ром, а чего такие порции капелюшечные? Пару раз глотнуть, и всё.
— Дабы сильнее прочувствовать очарование напитка. Главное не вкус, а послевкусие.
— А от меня остается послевкусие?
— Бесспорно, именно ради него я и мчался к тебе, душенька моя. Ради вкуса мог бы, не выходя из дома, осчастливить сенную девку.