А что если на самом деле ничего страшного не будет? Может нужно просто перетерпеть эту боль и все закончится? Я много об этом думала, даже хотела бы попробовать, но Изабель и Генри об этом слушать не хотели, а Хёну… Когда впервые заговорила об этом, он так разозлился, что мы не говорили неделю. Страшно ошибиться, обидев и сделав больно при этом близким. А еще страшнее оказаться правой, ведь тогда окажется, все эти страдания были зря.

— Лилу, Изабель сказала, ты сегодня какая-то странная, — начал Генри, закатав рукава и начал тщательно мыть руки в стальной раковине.

— Просто, многое навалилось в последнее время, — неуверенно произнесла я, направившись к креслу, что стояло посередине помещения.

Генри сам нарисовал эскиз и заказал это кресло много лет назад, оно чем-то похоже на то, что обычно стояло у стоматологов. Только тут есть бортики и фиксаторы, что держат мое тело, пока я испытываю адскую боль. Когда была маленькая, Генри приходилось связывать меня, чтобы случайно не навредила себе и ему. В четырнадцать стало сложнее, из-за сил, бывало я менялась в процессе укола и очень пугала мужчину.

— Это как-то связанно с формулой… или Хёну? — спросил Генри, на нем уже был его белый халат. Натянув перчатки, он приступил к приготовлению сыворотки. К сожалению, мне помогала только свежеприготовленная сыворотка, максимум двухдневная. Иначе, мое тело становилось ватным и мне было тяжело передвигаться. Хорошо, что у Генри есть возможность многие ингредиенты готовить заранее, иначе приходилось бы очень худо, в первую очередь мне.

— Все сразу, — уклончиво ответила я, рассматривая свои короткие ногти, покрытые прозрачным лаком. Подобные разговоры вошли в привычку, так успокаивались мы оба, да и тут нет посторонних глаз и ушей.

— Ты до сих пор считаешь себя монстром? — с нотками боли в голосе, спросил он. Впервые, когда я рассказала ему об этом, мужчина был очень зол. Генри прям кипел от гнева, но сдержался и попытался объяснить бунтующему подростку, что это не так. Помогло ли это? Нет, тогда мне казалось, что взрослые совсем ничего не понимают.

— Думаешь, так легко объяснить самой себе… что я… нормальная… — у меня вырвался почти истерический смешок, до чего же глупо это говорить.

— Лилу, ты и в самом деле нормальная, просто у тебя есть особенность, — спокойно, как и всегда, сказал мужчина.

Мне совершенно не хотелось наблюдать за его действиями, насмотрелась уже за все эти годы. Да и сколько бы ни просила его научить меня, чтобы я могла сама делать сыворотку и уж тем более вкалывать ее себе, он всегда меня отгонял. Генри боялся, что могу сделать что-то не так и последствия могут быть непоправимыми. По сути он прав, мои руки иногда предательски дрожали в самый важный момент. Да и у меня совершенно нет никаких знаний, и уж тем более способностей, в этой области.

— Не все так просто, как хочется, — тихо прошептала я, ощущая, как грусть снова поглощает меня, то же самое было в комнате Хёну. Черт, не хочу плакать и перед Генри, это совсем не вяжется с моим образом сильной девушки. А такая ли я сильная какой мне хочется быть?

— Лилу, тебе просто нужно прекратить искать всевозможные «но» и причины, чтобы отвернуться от собственных чувств, — строго произнес мужчина, это вызвало у меня новый приступ смеха.

— Поэтому ты до сих пор не признался Изабель? — с усмешкой спросила. Как бы мне ни хотелось его услышать, я всегда начинала защищаться. Все же, мы с Бель родственники и похожи друг на друга в подобные моменты.

— А откуда тебе знать, признался я или нет? — не уступая мне, спросил Генри.

— Ты же шутишь? — улыбка сползла с моего лица. Если он признался в своих чувствах, то я в проигрышном положении, мне больше нечем на него давить или искать оправдания для себя.

— Даже если нет, то я тебе об этом напрямую не скажу, — с усмешкой в голосе, сказал он, все же и его манеру речи я тоже переняла.

— А умно ты это придумал, — хмыкнув, произнесла, стянув с себя кофту. В лаборатории всегда прохладно, здесь отдельный термостат, который регулировал температуру помещения.

— Просто я хочу, чтобы ты перестала себя мучить. Признайся себе хотя бы и позволь эту мысль, — Генри посмотрел на меня, в его правой руке небольшой шприц с уже набранной синеватой жидкостью. — Начни с себя, а потом уже может ты и дойдешь до признания.

— Негоже даме первой признаваться, — с ухмылкой, произнесла я, стараясь сдержать дрожь.

— Это ты в своих романах старого мира прочитала? — хмыкнув, спросил он, в ответ получив кивок, мужчина улыбнулся. Генри взял прямоугольный лоток из нержавеющей стали, положил туда шприц, вату и дезинфицирующие салфетки в упаковке. — Лилу, если ты будешь ждать первого шага от другого, то сожрешь себя изнутри раньше, чем услышишь заветные слова.

Мужчина поставил лоток на столик на колесиках, и подкатил тот ко мне, после он вернулся за стулом и присел рядом со мной.