Я стону ему в шею, когда меня окружает жар. Мягкое и теплое полотенце идеально для моей болезненной, чрезмерно чувствительной кожи. Возможно, я и не вернулась только что с сеанса в игровой комнате, где меня пороли, пристегивали ремнями, заковывали в наручники или использовали зажимы, но я почти уверена, что мои чувства, похожи на последствия подпространства (прим.: подпространство — это измененное психическое состояние, которое испытывает сабмиссив в БДСМ-сцене).

Джейк обтирает меня, будто я принадлежу ему.

Будто он имеет полное право вытереть воду с некоторых частей тела и аккуратно промокнуть насухо те, что гораздо чувствительнее.

Будто он понимает ценность моих волос. И что нужно промокнуть воду с моих локонов.

Будто я его сокровище, к которому можно прикоснуться. Поцеловать. Назвать красивой.

Будто я должна быть в футболке, которую он надевает мне через голову, — его футболке.

Будто его кровать расстелена специально для меня.

А его тело было создано так, чтобы идеально окутать мое тело.

А его губы созданы для поклонения мне.

А потом, чуть позже. Может, минуты, может, часы спустя, он говорит мне слова, которые я не должна слышать. Они должны были остаться незамеченными. Они предназначены для того, чтобы сказать их женщине, которая погружена в сон. Но они произнесены шепотом, пронизанным такой убежденностью и искренностью, что даже если бы я не услышала их собственными ушами, то услышала бы их своей душой. Потому что именно там я чувствую их сильнее всего. Понимаю лучше всего. И эти слова произнесены в истинном стиле Джейка Суэггера.

— Черт возьми, Пенелопа Харт… ты вынуждаешь меня влюбиться в тебя.

Глава 22

— Ты ведь понимаешь, что это тридцать два гребаных пролета?

Голос Джейка эхом разносится по пустой лестничной клетке, когда он стоит, прислонившись к стене, в джинсах и Хенли, с вопросительно изогнутой идеальной бровью, которая, как он клянется, не результат манипуляций стилиста.

— Понимаю. Вот почему мы выходим на тридцать минут раньше. Так что, либо шагай, либо, как мудак, езжай на лифте. Но если он застрянет, не жди, что я тебя спасу. — Я начинаю спускаться по лестнице одна.

Прежде чем достигаю следующей лестничной площадки, слышу громкий вздох, сопровождаемый тяжелыми шагами.

— Прекрасно. Но когда ты сдашься на полпути, потому что ты сдашься, не жди, что я потащу твою задницу до самого низа.

— Если попрошу, ты меня понесешь.

— Ни хрена подобного.

Бросаю на него взгляд через плечо и с удивлением вижу, что он всего в двух шагах позади меня.

— Нет, понесешь.

— Пенелопа… — это рычание-предупреждение.

Для доказательства своей правоты, притворяюсь, будто оступилась. С молниеносной реакцией он тянется ко мне, чтобы поддержать.

— Осторожно, детка.

И где же сейчас его рычание?

Хочу ухмыльнуться, но слишком занята, внутренне млея. Точно так же, как млела последние два дня.

С момента кризисной ситуации в лифте Джейк проявлял чрезмерную заботу. Обращался со мной, как с сокровищем. Возился со мной. Сдувал с меня пылинки. Не уверена, потому ли это, что я напугала его, или потому, что он в меня влюбляется — его слова. Не мои.

Он не знает, что той ночью я его слышала. Сама я говорить ему об этом не намерена. Но даже не произнеси он этих слов, я бы поняла его чувства по тому, как он со мной обращался.

После инцидента я проспала почти весь день. Когда я проснулась, за окном уже стемнело. Джейк все еще был со мной в постели — обнимал меня, будто боялся, что я уйду без его ведома. Он проснулся в тот момент, когда я пошевелилась. Поцеловал меня в макушку. Спросил, как я себя чувствую. Приготовил ужин и принес мне.

На следующее утро я проснулась одна. На меня нахлынуло чувство печали и одиночества. Оно быстро исчезло, когда я обнаружила его в кресле в другом конце комнаты. Он что-то печатал на ноутбуке. Одетый только в спортивные шорты. Его волосы слиплись от пота после утренней тренировки.

Я подошла к нему. Нуждаясь в утешении, как в воздухе. Он заключил меня в объятия. Погладил по спинке. Потом отнес в душ. От меня не ускользнул тот факт, что он ждал, пока я не проснусь, чтобы принять душ вместе. И, по какой-то причине, я от этого заплакала — брызги воды замаскировали мои слезы.

Мы провели день за просмотром телевизора, он даже позволил мне выбрать фильм. Будучи клише безнадежного романтика, коим я и являюсь, мой выбор пал на «Дневник памяти». Я плакала во время всех самых душещипательных сцен. Джейк закатывал глаза. Но ни разу не пожаловался.