Шрифт:
О боже мой.
Продуманный сукин сын.
Вот что пытался мне сказать Сакс, и что пытался мне сказать Эдриан. Запасной выход. Резко бросившись к только что открывшейся двери, по пути помогая Гейлу с другой стороны взять Сакса, мы вошли в подземелье.
На часах, когда я повернула голову было 1:30.
— Мы не успеем за минуту добежать до моего дома, — я крикнула так громко, как только могла в этой ситуации. Эхо заорала мне в ответ.
— Бросаем его, без него мы успеем быстрее.
Гейл попытался освободиться от Сакса, но я лишь сильнее прижала тело своего друга к телу сына Виннера.
— А ну не смей! Без меня ты никуда не попадёшь. Либо с ним, либо никак!
Мой командный голос оживал, я понимала, что: либо конец для всех, либо спасение. Я не могла иначе. Только не я.
Гейл чертыхнулся, но схватил поудобнее, чуть блеющего и ворчащего Сакса. Он ещё был в сознании. И это меня радовало, придавало сил.
По моим расчётам у нас оставалось секунд сорок.
Что, что, что могло нам помочь.
Господи, я же не знаю ни одной комнаты в этой паршивом месте.
Думай, Ви, думай. Всего лишь взрыв, который убьёт вас нахрен. Что, что тут может помочь.
Вода. Бассейн. Какая вероятность? Она вообще есть?
— Бегом туда, — я показала на один из тоннелей, который, как мне казалось, ведёт в бассейн.
Я могла и ошибиться. Могла. Но не проиграла в этой битве.
Вы выбежали ровно к бассейну.
— Отличная идея.
Мы услышали взрыв, когда с разбегу, не останавливаясь, прыгнули прямо в воду.
Проценты, вероятность, что ещё может быть настолько важным в нашей жизни?
Судьба, удача?
Выиграла ли я войну?
Перед Эпилогом
Эдриан
Многих из нас, время от времени интересует вопрос; что такое судьба человека? И как можно изменить такой неизменный фактор в нашей жизни.
Вы верите в судьбу?
А в любовь?
А можно ли с помощью любви повысить процент вероятности? Или понизить его?
Стоит понимать, что судьба зависит не только от наших собственных действий, но и от воли случая. Все принятые решения, эмоциональное состояние, цели, наши желания, так или иначе определяют судьбу.
Всегда стоит уделять внимание действиям, чтобы добиться того результата, к которому идёшь.
Судьба — последовательность событий, которые мы сами строим, которые сами строятся на протяжении всей жизни.
Мы можем влиять на судьбу, менять и заменять её. Но она будет не только нашей, но и наших поколений.
Виннер сам создал себе такую судьбу. Злоба пропитала его.
А любовь излечила меня.
Я буду строить свою жизнь так, чтобы судьба мной гордилась. Чтобы я гордился своей судьбой. И то, что она показала мне мои возможности много стоит.
После взрыва, я растерялся настолько, что тупо смотрел на свой старый дом, объятый пламенем, когда его тушили пожарные, вызванные Хейгом заранее, и не мог пошевелиться. Брат позаботился даже об этом.
Семейные снимки, документы, все вещи, даже наши машины. Сгорела абсолютно вся наша жизнь. И я не чувствовал ничего кроме облегчения от данного факта.
Мой мозг не загружал ничего кроме понимания конца. Виана не выбралась. Сакс не успел. Дом горел. Лилу забрали и увезли в больницу, Хейг уехал вместе с ней.
Я и Корт остались на лужайке возле «прихожей» дома. Где жили Ви и Кортни.
— Есть сигарета?
Моя так называемая сестра впервые смотрит на меня за всё время нахождения тут. Мы оба в какой-то прострации, непонимании, и совершенном отказе от действительности.
Я только что потерял любовь всей своей жизни, которой обещал жить. А как можно сдержать это обещание, если единственное, что удерживает меня на земле горит сейчас вместе с моим сердцем? Где-то внутри, я действительно надеюсь, что Виннер убил её раньше, чем произошёл взрыв. Гореть заживо самое ужасное, что я мог бы пожелать даже врагу.
Протянув пачку Кортни, я сам закурил. Мы сидели в тишине, пока Корт не засмеялась.
— Знаешь, я всегда таскала сигареты Ви. Она всегда злилась. И самое интересное, что я не курю. И никогда не выкуривала их. Просто забирала, чтобы она не травила себя.
Я улыбнулся. Слёзы блестели на глазах нас обоих. Интересно, как я, будучи маленьким, пережил смерть отца? Сейчас будет труднее? Легче?
— Тут есть выжившие.
Я вскочил так резко, что мои кости хрустнули, а голова закружилась. Мне девятнадцать, откуда такая старость?