На мгновение Саймону очень захотелось сбросить со своих плеч этот груз. Но что у него будет за жизнь без этого груза? Любящая жена, смышленые дети, жизнь, лишенная каких-либо тайн…

Жизнь при свете дня?

Он тут же прогнал эти вздорные мысли. Если бы не Старик, он, вероятнее всего, не дожил бы до своего тринадцатого дня рождения и тем более не имел бы ни уютной жизни, ни семейных радостей.

Схватив шляпу, Саймон поспешно вышел из клуба. Заполучить Агату – голенькую и с готовностью отдающуюся ему, – не это ли осуществление его мечты?

Как только он представил Агату в своих объятиях, вся его хандра мгновенно улетучилась, и он ощутил настолько острое желание, что остановился, прислонился спиной к холодному металлу ближайшего фонарного столба и сделал несколько глубоких вдохов.

Уличный воздух трудно было назвать свежим, но в нем ощущались привычные запахи, а вокруг слышались привычные звуки: грохот колес и шум толпы, знакомый любому лондонцу. Это была реальная жизнь, в которой ему отводилась особая роль: бороться с опасностью, присущей военному времени и именуемой шпионажем.

Это его миссия, и он должен сосредоточиться на ее выполнении, то есть разыскать Джеймса Каннингтона и обезвредить его любыми средствами.

Наконец Саймон успокоился, как будто холод от металла фонарного столба проник в его тело, остудив кровь, разгоряченную воспоминаниями о прелестях Агаты.

Его задача – выполнить миссию, и на этот раз он об этом не забудет.

Решив соблазнить Саймона, Агата поняла, что ей потребуется каждая свободная минута, чтобы подготовиться, и перестала подгонять время, ожидая его возвращения.

Во-первых, она приказала застелить свежим бельем постели в обеих комнатах, потому что не могла с уверенностью сказать, в которой из них закончится ночь. Потом она приняла ванну и позвала Нелли.

Сидя в спальне, закутанная в атласный халатик и источающая аромат вербеновой туалетной воды, Агата попыталась привести в порядок свои мысли, потом, взяв лист бумага, открыла крышку чернильницы.

Во-первых, ей следует пригласить Саймона к себе в комнату. Нет. Слишком уж похоже на паука, который приглашает муху. Она сама пойдет к нему.

Но когда? Сразу же после того, как он отправится спать, или когда часы пробьют полночь?

Боже милосердный, какая же это сложная штука – обольщение! Удивительно, что род человеческий вообще, до сих пор не прекратился.

Агата задумчиво пожевала кончик гусиного пера. Надо что-то решать. Ладно, пусть будет его комната.

Услышав бой часов в холле, Агата с тревогой подумала, что день почти прошел, а от Саймона так и не поступило никаких вестей. Что, если она понапрасну израсходовала свой любимый ароматизатор для ванны?

Однако едва она начала волноваться всерьез, как в коридоре послышались знакомые шаги и рокочущий голос. Вскочив, Агата прижала ухо к двери.

– Если миссис Эпплкуист ужинает в своей комнате, то я сделаю то же. Нет, не думаю, что я присоединюсь к ней; принеси ужин наверх, Баттон, а потом я хочу остаться один.

Дверь в комнату Саймона открылась, потом закрылась, и Агата уселась в кресло, нервно поигрывая поясом халата. Уже восемь, ее ужин остывал на угловом столике, но есть она не могла.

Вскоре Саймон останется один в своей комнате и станет готовиться ко сну. При этой мысли по ее телу побежала теплая волна, которую, однако, тут же остановил страх. Что, если она все сделает неправильно?

Решив подождать, пока Саймон поужинает, Агата снова начала ходить из утла в угол. В конце концов, ей еще не поздно отказаться от своего плана… И потерять Саймона? Никогда больше не увидеть его улыбку, от которой у нее захватывало дух? Никогда больше не почувствовать, как его смех заставляет вибрировать ее тело, не ощутить слабый привкус корицы на его губах?

Решимость вдруг вернулась к ней с удвоенной силой, и Агата встала. Теперь она точно знала, что у нее нет выбора.

Сделав глубокий вздох, она не спеша направилась к двери, потом вышла в коридор…

Саймон никогда ничего не предпринимал, не разработав стратегии, и теперь он предполагал посвятить весь вечер составлению плана действий, а заодно придумать, каким образом убедить Агату бросить Джеймса ради него. Он был почти уверен, что смог бы так или иначе найти путь в ее постель, а уж оттуда проложить дорогу в ее сердце.