Шрифт:
Я сразу заметила, что лесные голуби – крупные птицы. Настолько крупные, что удивительно, как им вообще удается летать! Мне нравилось, как они выпячивают грудь, чтобы казаться еще больше. Я продолжала наблюдения, когда вдруг блуждающий ум дал о себе знать. Он очень вежливо спросил, можно ли присоединиться к медитации на лесных голубей. Почему бы и нет – он все равно присоединится. Я снова сконцентрировалась и призвала любознательность, прежде чем перешла к изучению цветных перьев вихярей Columba palumbus (так их называют ученые). Должна сказать, при ближайшем рассмотрении птицы оказались очень интересными. Я с головой ушла в изучение их перьев, как вдруг один из голубей издал странный воркующий звук. Другой ответил. Я и опомниться не успела, как голуби принялись болтать друг с другом.
Когда в уме появляется блуждание, нужно внимательно следить за объектом, чтобы не отвлекаться. Оно так преуспело в этом, что создает отвлечений больше, чем дорожные рабочие. Стоит только отвлечься, как начинаешь заниматься глупостями. Сегодня был классический пример. Все началось с пустяка. Блуждающий ум заявил, что лесные голуби похожи на два больших самолета, которые раздумывают, хватит ли им топлива для взлета. Возникший мысленный образ сразу же вызвал взрыв неконтролируемого смеха. Пока делаю круг по саду, ловлю себя на том, что хочу проверить авиационную теорию, и спугиваю птиц с ограды.
Инстинктивно они опускаются прямо в сад и несколько раз подпрыгивают на газоне. Лапки у них короткие, и для разгона нужно сделать уйму шажков. Набрав нужный темп, они постепенно начали подниматься, а потом исчезли в бескрайнем синем небе. Блуждающий ум даже говорить не мог от хохота, а я терзалась чувством вины. С поникшей головой я проскользнула в кухню, благодаря судьбу за то, что сестра за мной не наблюдала (по крайней мере, я надеялась на это). Блуждающий ум ничуть не раскаивался, продолжая представлять голубей как два больших самолета, пассажирам которых приходится требовать промежуточных посадок, чтобы запастись чистым бельем. Больше года сестрица ежедневно учила меня медитации. Она говорила: «Внимательность – это хранитель врат ума». Проблема в том, что я вечно теряю ключ от этих врат.
После медитативной практики сестры настало время прогулки с папой. Там, где мы живем, гулять можно везде, но по рабочим дням мы обычно идем вдоль реки и поднимаемся по тенистой дорожке. Нас это устраивает: мы любим такие прогулки. Там всегда можно встретить друзей – и людей, и собак. Любая прогулка – это или подъем на большой холм, или спуск. Мама любит давать прозвища (и людям, и неодушевленным предметам), поэтому мы спускаемся с Кардио-холма и поднимаемся по тенистой дорожке. Сегодня первой нам встретилась миссис Шапка с Помпоном. Она и не подозревает, что мы ее так называем. Но если ты круглый год носишь ярко-желтую шапку с помпоном, не стоит удивляться такому имени. Эта женщина живет у реки с вест-хайленд-уайт-терьером. У него нет шапки с помпоном, но иногда на нем жилет в красивую клеточку. Везет же некоторым!
Спустившись с холма, мы свернули налево и пошли вдоль реки к маленькому зеленому мостику. По пути миновали местную пекарню и общественный центр. Сестра активно водит носом, стоит ей лишь почуять ароматы пекарни. У нее всегда есть истории, связанные с едой. Обычно это хитрый план и история, которая впоследствии входит в фольклор спаниелей.
Пекарня не исключение. Обращаюсь ко всем собакам, которые читают эту книгу вместе с хозяевами и думают, как приспособить повадки моей сестры к своим обстоятельствам, чтобы хитрый план сестры работал, как часы, нужны определенные составляющие. В нашем случае должен быть понедельник, и должно светить солнце. Понедельник – день ростбифа у местных пенсионеров (третий компонент). Солнечный день – компонент обязательный, поскольку только тогда пенсионеры выходят обедать на улицу. Последний компонент – выражение морды сестры «помогите голодающему спаниелю». И бинго! Обед подан! После нее остаются лишь пустые тарелки и пенсионеры, пересчитывающие свои пальцы. Вы не подумайте, сестрица берет только то, что ей предлагают, но исчезает еда со скоростью, недоступной для среднестатистического пенсионера. Сегодня, к разочарованию сестры, ни одного пенсионера в поле зрения не оказалось. Единственное, что мы увидели, – табличку в окне пекарни с надписью, что пирогов не осталось.
Затем мы подошли к зданию, которое местные жители считают общественным центром. Сквозь окна ничего не видно – столько в них афиш с описанием предстоящих событий. Центр буквально бурлил – сегодня день клуба похудения. Из-за этого популярного мероприятия нам пришлось перейти дорогу и пойти по травянистому берегу. Дело не в припаркованных на обочине машинах, а в упитанности участников, которые вразвалочку направлялись к входу. Не нужно быть гением, чтобы понять, почему в окне пекарни появилась такая табличка.
И вот я уже сижу на травянистом берегу, а сестра читает мне нотации, посвященные безоценочному восприятию. Блуждающий ум тоже заинтересовался. Мы внимательно выслушали сестру и пообещали исправиться. Уверена, через несколько недель члены клуба похудения будут выходить из общественного центра стройными, как палочники (еще одна лекция сестры).
Но нашего смущения от публичного выговора сестре показалось недостаточно, и она решила дать домашнее задание. Уже не в первый раз сестрица делает нам замечание и придумывает упражнение для закрепления результата. За прогрессом обычно наблюдает книжный шкаф и спуску нам не дает. За проступки он заставляет нас что-нибудь учить и каждый день делать упражнения.
Безоценочность. Чтобы быть беспристрастным свидетелем своего опыта, нужно осознать постоянный поток суждений и реакций на внутренние и внешние события, в которые мы вовлечены. Наблюдайте за ними и дистанцируйтесь от них. В течение десяти минут наблюдайте, насколько вы поглощены тем, что вам нравится или не нравится, когда занимаетесь обычными делами.
Блуждающий ум вызвался быть беспристрастным свидетелем и отправился за купальным костюмом, чтобы погрузиться в поток суждений и реакций. Сестра покачала головой, и прогулка продолжилась. Не уверена, что последнее замечание блуждающего ума было уместным. На самом деле оно было совсем неуместным.