— Это для вас бой окончен, а у нас продолжается война. Пока все мирные жители не окажутся в безопасности, он не вернётся.

Ответ был справедливым, хоть и нарушающим субординацию. Мало кто мог себе позволить заставить ждать императора. Комарин смог.

Список вопросов к парню стремительно рос, начиная с живописной картины убитых жителей Малых Трясинок и заканчивая разорванными телами наёмников Крысина.

Кровники и вои Комарина делили останки тел на несколько категорий, не смешивая одни с другими, видимо, готовили к погребению. Отдельно шли мирные, отдельно Крысинские вои, отдельно бойцы Комарина. Разорванные тела наёмников тоже собрали в одном месте. Один отряд прочёсывал прибрежные воды после наводки принцессы, оттуда тоже вылавливали тела.

Горы тел росли, император смурнел. Чтобы убить время, Пётр Алексеевич Кречет попросил провести экскурсию по территории и получил решительный отказ со стороны всё того же кровника, Жука, кажется. Аргументация об активации вокруг разведшколы нескольких линий обороны, основанных на кровной связи и поклонению конкретному тотему, была достаточно прямолинейным, но дипломатично высказанным намёком: «Вы, конечно, император, но здесь территория Комара. Не влезайте — убьёт!»

Казалось, когда чаша терпения императора уже готова была переполниться, появился Комарин. Был он в облике Гаврилы Петровича Виноградова. Вот только на смертном одре люди выглядели лучше, чем он сейчас. Кожа, похожая на пергамент, обтянула кости. Одежда натурально болталась на нём. Впалые щёки, синие губы и ногти, лихорадочный взгляд.

Он даже идти сам не мог, ему помогали кровники. Одна нога с пропитавшейся кровью повязкой. Света тихонько вскрикнула и бросилась к парню. Следом за ней отправилась ещё одна магичка. Император внимательно рассматривал героя войны, оставаясь беспристрастным. О том, что увиденная картина его не радует, свидетельствовали лишь поджатые губы и постукивание пальцев по кобуре личного оружия. Лекари делали своё дело, но то ли резерв Светы был исчерпан, то ли ещё почему-то, но выглядеть лучше барон не стал. Дочь подняла на Подорожникова растерянные глаза в поисках поддержки.

Борис Сергеевич подошёл к Комарину и провёл диагностику. По всем показателям у парня было крайнее истощение, но восстановить его жизненные ресурсы не выходило. Лекарская магия проходила сквозь него, никак не влияя. Даже рана на ноге, и та не затягивалась.

Подорожников в удивлении поднял взгляд на императора и отрицательно махнул головой.

Барон, опираясь на костыль и прихрамывая, отправился к императору. По дороге он цепким взглядом отмечал тела и то, чем занимаются его собственные люди. Пётр Алексеевич стоял у самой кромки воды и с интересом рассматривал своего вассала. Тот отвечал ему тем же. В этой дуэли взглядов не чувствовалось разницы статуса и тем более разницы в возрасте. Когда до Петра Алексеевича оставалось метров тридцать, император пошёл навстречу парню и предложил плечо помощи.

Комарин взметнул одну бровь в немом изумлении, но помощь принял. Всё это происходило без слов, но понимающие люди могли сделать соответствующие выводы.

* * *

Пётр Алексеевич Кречет смотрел на ходячую мумию, жизнь в которой теплилась по некоему недоразумению. Этой мумией и был последний представитель рода Комариных, восемнадцатилетний Михаил. Император привык сам составлять впечатление о людях, с которыми предстояло работать, молодой барон в этом плане не был исключением.

Парень явился, как только позволили обстановка и состояние. Пантомима от Бориса говорила о том, что помочь ему сейчас не выйдет, что множило и без того немаленький перечень вопросов к барону. Надо отдать должное, Комарин смотрел на императора без вызова, но и без пиетета. «Как на необходимое зло», — пришло на ум давно услышанное от кого-то сравнение.

Пётр Алексеевич уважал людей со стержнем, а если эти люди ещё и служили на благо империи, то уважение подкреплялось ещё и различными привилегиями. Вот о них сейчас и пойдёт речь, скорее всего, как предполагал император. Ему даже было интересно, какого размера аппетиты скрываются в этом человеке. При этом, чего уж греха таить, сам Пётр Алексеевич прекрасно осознавал, что крупно задолжал семье парня.

— Барон Михаил Юрьевич Комарин, — представился парень первым по протоколу, опираясь на предложенную руку, — к вашим услугам.

Последнее прозвучало, скорее, как издёвка, но Пётр Алексеевич решил пропустить её мимо ушей.

— Пётр Алексеевич Кречет, император, — ответил он в той же манере. — Как ваше самочувствие, барон?

— Как у человека за один день переварившего божественный артефакт, закрывшего очередной прорыв и победившего в родовой войне, — честно ответил парень, — пусть простят меня за нарушение протокола, но херово! Поэтому я не сильно хотел бы играть в придворные игры, а перейти к делу.

Честность Пётр Алексеевич ценил не меньше, чем характер, ибо в кулуарах власти она встречалась ещё реже. Да и перечисленные обстоятельства вызывали уважение. Про зуб Фенрира он уже был наслышан, ну а про прорыв ему сообщил Орлов, когда они отправились спасать принцессу. Правда, министр обороны несмело уточнил, что артефакт нагревался дважды, но либо им повезло и артефакт засбоил, либо Комарин решил не набивать себе цену. Сокращение хождений вокруг да около тоже пришлось императору по вкусу, потому он решил поддержать столь полезную инициативу: