— Это тот, который депутат?

— Он самый.

— Ильдар, милый, — в кабинет без стука неожиданно влетела Камила, обрывая наш разговор и заполняя пространство невыносимым запахом своих духов, у меня у бабушки любимая «Красная Москва» и то приятней пахла. — О, Тим, привет, не заметила. — Она хотела его обнять, но Тимур, подорвавшись с места, резво направился к двери.

— Классно выглядишь. — Бросил брат, спешно закрывая за собой дверь. Звучало это совершенно не как комплемент и я с ним был солидарен в этом.

— Ты на себя весь флакон вылила?

— Тебе не нравится?

— Глаза режет. И что с губами опять?

— О, это отек небольшой, после процедуры, спадет через пару дней. Классно смотрится, да?

— Как у дешевой проститутки.

— Ты хоть знаешь, сколько это стоит? И как у тебя язык поворачивается мне такое говорить.

— Нет, и знать не хочу. Ты зачем пришла?

— Соскучилась, — и снова это заискивающее выражение лица, уже без нотки возмущения. Знакомо до рвоты.

— Сколько? — произнес устало, откинувшись на спинку кресла. Последнее время у нас с ней разговор был короткий и на одну тему: баланс на ее банковском счету.

— Что, сколько? — Камила присела на край дивана, выверено в пол оборота закинув ногу на ногу, неестественно и вызывающе, а деланное выражение на лице, вкупе с ужасно кукольными наращенными ресницами, вызывало во мне лишь отторжение. И в последние два года оно было стойкое и не проходящее.

— Не трать мое время.

— Я хотела с Ингой в Италию полететь, можно?

— Завтра увеличу лимит на карте. Свободна.

— Дар, ты лучший, — она хотела подойти ближе с объятьями, но я резко выставил вперед руку, останавливая сей порыв, и так от запаха ее парфюма уже голова начинала болеть.

— Съезди к отцу, он звонил на днях.

Камила едва заметно скривилась, тут же пытаясь скрыть свою реакцию за улыбкой. С отцом у нее были сложные отношения, свою единственную дочь Ринат Данисович пытался растить в строгости, и пусть лишь видимой, но скромности, только ей это по вкусу не пришлось.

— Конечно, милый. Сегодня же заеду. Ты приедешь домой?

— Пока не знаю, — произнес, переводя взгляд на бумаги, разложенные на столе, давая понять, что наш с ней разговор закончен.

После того, как жена вышла за дверь, я, распахнув настежь окно, устало прикрыл глаза. Я уже больше месяца не был в загородном доме, в котором живет Камила, больше обитал в городской квартире, и меня это вполне устраивало и, судя по тому, что не особо она истерила, ее тоже. И все-таки люди меняются, и порой не в лучшую сторону.

Когда мы познакомились с Ками, она представляла из себя довольно скромную девушку, обладающую естественной красотой, никакого ботекса, пластических операций, косметических процедур, она даже волосы не красила, но стоило ей вырваться из родительского дома, в котором она была под контролем своего отца, как ее понесло. Ящик Пандоры открылся. В первое время я думал, что это продлится недолго и она, насытившись, в конце концов успокоиться, но просчитался. Жажда, которая зрела годами под действием огромного количества запретов, была неутолима и, видимо, все это ещё было изрядно приправлено чувством неуверенности в себе. Но мое понимание этих тонкостей нам ничем не помогало, как бы я ни старался ее отрезвить, все было тщетно, и чем больше она увлекалась, тем дальше друг от друга мы становились. За последние года я могу по пальцам пересчитать наши с ней встречи, короткие, наполненные ворохом претензий и недовольства друг другом и, конечно же, закономерным итогом крутилась мысль в голове, что надо бы это все заканчивать. Надо. Только стартовый капитал на открытие моего бизнеса был из кармана ее отца и тесть, не то чтобы намекал, он открыто озвучивал в личных беседах, что поверх бумаг о разводе моментально лягут бумаги о разделе имущества, и он будет явно не в мою пользу, пустые счета и моя голая жопа будут вишенкой на торте семьи Тагаевых. Не знаю, что пела ему Ками, но пела она видимо очень убедительно, настолько, что уважаемый Ринат Данисович был готов перегрызть горло любому за счастье своей единственной дочери и первым на очереди, конечно же, был я. Поэтому, пока за спиной не будет хорошего буфера и пытаться не стоит, потому что всплывать со дна неимоверно тяжело, особенно когда тебя отчаянно хотят утопить. Что такое считать последние рубли на булку хлеба, я знал не понаслышке, и повторять этот опыт у меня не было никакого желания.

— Дим, за квартиру заплатить надо, Тамара уже звонила, — произнесла я аккуратно, стараясь корректно подать информацию и лишний раз не провоцировать Данилова на негатив в свою сторону. Тамара была хозяйкой квартиры, которую мы снимали уже три года подряд и она лояльно относилась к небольшим просрочкам, но в данный момент просрочка была больше недели и ни о каком снисхождении с ее стороны уже не могло быть и речи.

— Я тебе что, бабки печатаю, что ли? — зло рыкнул муж, садясь за стол ужинать. Пришел он нетрезвый и позднее обычного, поэтому я старалась быть максимально покорной, но мне надо знать суть ситуации, чтобы постараться ее решить, поэтому я продолжила разговор.

— Что-то случилось? — Тихо, заискивающим тоном, уже отточенным и отрепетированным за все это время.

— Приставы опять арест наложили на зарплатную карту.

— Мы же подавали документы в прошлый раз, что все оплачено, или они снова потеряли?

— Мать опять долгов наделала, — моя свекровь была просто чудо-женщиной, просто Гай Юлий Цезарь в юбке, успевала и работать, и бухать одновременно, поэтому все, что она зарабатывала, благополучно спускалось на бутылку, а так как Димка был прописан в ее квартире, то все долги автоматически ложились на его плечи, оставляя нашу семью фактически без средств к существованию. Расклад суперский, правда только для нее, ибо так или иначе, а долг приходилось гасить. Данилов скривился то ли от произнесенных слов, то ли борщ ему пришелся не по вкусу. Хоть бы первое, я мысленно взмолилась и отвернулась к раковине, споласкивая посуду, потому что, проведя весь день за поисками работы и домашними делами, я порядком выдохлась и его взрыв сегодня просто не перенесу.

Но взрыв был неминуем, его запах витал в воздухе, искрясь напряжением, и звеня треском от взведенной пружины. Только я до самой последней минуты наивно полагала, что сумею его предотвратить. Не смогла. Один необдуманный вопрос и реакция была запущена.

— Что завтра Тамаре сказать?

— Я что, eбу что ты ей говорить будешь? Мне ещё этот вопрос надо решить? Или ты поднимешь хоть раз свою ленивую толстую задницу и сделаешь хоть что-то полезное. — Голос, наполненный раздражением и неприкрытой яростью, пробуждал страх, бьющий изнутри холодным ознобом.