— Я все понимаю, — произнес, потянувшись к стакану с водой. — Но мы ничего не можем сделать в данной ситуации. Вы же все понимаете сами. Не мне вам рассказывать, как все это делается, — он сделал глоток воды и, поднявшись со своего места, засобирался на выход.

Конечно, я понимал. Я все, сука, понимал, но до последнего верил в человечность, вправду, понятиями которыми давно никто не апеллирует в этом поганом мире. Было тошно и гадко от собственного бессилия, плеснул в бокал виски и застыл у окна, смотря на уличную суету, привычную для центра города, в котором сейчас находился мой офис.

Когда в кабинет вошел Тимур, я даже не обернулся, мне это и не надо было, чтобы понимать, в каком настроении он находился, он молча достал бокал из шкафа и потянулся к открытой бутылке.

— Не суд, а театральное представление, демонстрация силы и лжи. Лена полдня уже плачет, успокоить не могу. Ты встречался с адвокатом?

— Да.

— Он готов подавать апелляцию? Когда пересмотр дела?

— Не будет апелляции, — произнес и сам же скрипнул зубами от злости.

— В смысле?

— В коромысле, блять, — рыкнул на Тима, и с силой впечатал кулак в стену, расплескав виски. — При пересмотре дела могут назначить больший срок. Адвокат не хочет рисковать, через полгода подадим на условно-досрочное.

— Твою ж мать, — выдохнул Тим, опускаясь в кресло.

На какое-то время в кабинете повисла молчание, мы цедили вискарь и думали обо всем этом пиздеце, каждый свое.

— Ты привязался к ней. К Лере, — первым нарушил тишину Тимур.

— Ты хочешь об этом поговорить?

— Я просто впервые вижу тебя таким.

— Каким, сука?

— Несдержанным, злым, расстроенным, готовым растерзать любого на куски.

— И я растерзаю, еблана Ильдара и его мудака тестя, — произнес, опускаясь в свое кресло и наливая ещё одну порцию.

— Шамиль, не ввязывайся в это дерьмо, мы уже хлебнули, — напряжение Тимура, которое породили мои слова, было почти осязаемым. Но вопрос был уже решен и уже давно, и обсуждать его я не собирался.

— Мы хлебнули, а они захлебнутся. Тагаев извинений хотел, денег Ильдара хотел, бизнес его, ну пусть теперь со своим попрощается. А эта сбежавшая крыса за каждую слезу Леры расплатится, у меня руки длинные, я и за бугром его найду, за яйца подвешу и душонку его паршивую вытрясу.

— Шам…

— Его уже ищут, и ты меня не остановишь.

— Отец сказал…

— Я знаю, что сказал дядя Закир, он его видеть не хочет. Ильдар уже не первый раз позорит семью и для дяди это была последняя капля. Ты не волнуйся, я не потревожу твоего отца. Нога Дара больше не ступит на порог его дома.

— Я очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь.

— Можешь не сомневаться.

Спустя год

За моей спиной раздался скрип железных ворот, лязг засовов, а я, взвалив на плечо небольшой рюкзак, сделала первый шаг, первый шаг на свободе. Ветер гонял по асфальту ворох желтых листьев, а в воздухе, несмотря на тепло, стоял стойкий запах осеней сырости.

Он стоял через дорогу, у припаркованного авто, прислонившись о крыло машины, крутил в руке свой телефон и смотрел на меня. Его появление вызвало улыбку, как и всегда. Я вытащила из кармана сигареты и, прикурив, затянулась, смотря на него, выдыхая дым и, наконец, шагнула к нему. Он ждал, а я не верила, ни его словам, ни обещаниям, мне вообще казалось, что я уже никому никогда не поверю, но Шамиль упорно приходил, добивался свиданий и просил звонить, если будет возможность. И вот сейчас он здесь. Приехал. Ждет.

— Я же говорил, что все получится, и ты выйдешь по УДО, — это было первое, что он мне сказал. Улыбка коснулась его губ, преображая, сразу делая черты лица мягче. И в моей груди тут же разлилось приятное тепло. Шамиль привлек меня к себе, заглядывая в мои глаза. — Выброси.

— Что?

— Сигарету выброси.

— Я только подкурила, — но он просто забрал ее из моих пальцев и бросил на тротуар, и, прижав меня ещё теснее, коснулся губами моих губ. Мягко, нежно, словно спрашивая на это разрешение и так ошеломляюще внезапно. Заставляя тысячу мурашек пробежать по моему телу, а сердце сбиться с ритма.

— Я так долго этого ждал, — прошептал в губы, немного отстранившись, аккуратно заправив выбившуюся прядь моих волос мне за ухо.

— Ты мог это сделать, когда приходил.

— Не мог. Я дал слово, что вытащу тебя оттуда и что все понесут за это наказание. И только тогда я буду иметь на это право.

— Расскажи мне все. Ты обещал, что расскажешь, когда я выйду.

— Тагаева задвинули, сидит теперь на своей даче на полном содержании дочери, Камила сейчас рулит его бизнесом. Тебя больше никто никогда не побеспокоит.