Гоблин вытер покрытой волдырями рукой пот с глаз, и увидел, что она вся была залита кровью, сочащейся сквозь растрескавшуюся кожу. Он был рад, что кристаллы не записывали происходящее внутри обзоросферы. Его коллегам не нужно было видеть, как он медленно трескается, словно жареная верблюжатина. Калузакс затолкал боль в другую часть мозга – что не помогло так, как могло бы, поскольку вся его голова находилась в состоянии физической агонии, и в ней попросту не было места, где можно было бы запереть такую боль – и повернул обзоросферу в направлении нулевой точки отсчета эксперимента. Он нажал на переключатель отсроченного возврата, который автоматически затянет шары внутрь ‘сферы спустя минуту после того, как эффект эксперимента возымеет действие. Это был автоматический рефлекс, который был бесполезен, как он понимал, поскольку к тому времени, шары уже некуда будет возвращать.

Завершив последнее действие своего задания, Калузакс начал непроизвольно хихикать безо всякой видимой причины, и часть его вскипающего мозга поняла, что другая его часть начала вытекать через правое ухо, не в состоянии выдержать давление. Зажигающиеся в случайном порядке, полу-сожженные синапсы в мозгу гоблина перескочили на оставшуюся минуту от смеха к пению старой металлургической баллады, которую он выучил в детстве.

– Брось дитя на наковальню, - пропел он, как только начался эксперимент его господина, и эти слова стали последними в его жизни.

Эксперимент был мощным, но не ярким. В считанные мгновения, крошечная светящаяся точка в небе втянула в себя и поглотила каждое живое существо в провинции Утвары.

В мгновение ока, точка вновь уменьшилась и уже не обладала ни глубиной, ни шириной, ни высотой, хотя ее масса значительно увеличилась. Свидетельские шары успели записать образ обзоросферы, которая, словно растянулась до бесконечности, а затем исчезла. Растягивание было вполне буквальным для тела Обозревателя Калузакса, и его жизнь оборвалась в большей степени от разрывания на куски, нежели от испепеления, как он того мог ожидать.

Улетающий призрак гоблина зацепился за небосвод над произведенным экспериментом. Совсем скоро фрагменты его личности и памяти вновь соединились, воссоздав разум. Разум с отчетливым ощущением ускользающей личности, зовущейся Калузакс. И разум задался единственным вопросом:

«Почему я все еще в этой обзоросфере?»

Старший Обозреватель Вазозав дернул за болтающуюся золотую цепочку, которую он рассеянно намотал вокруг левого уха. От его правого уха мало что осталось. Его зоркие глаза, такие же молодые, как и всегда, выглядывали из-под постаревших век на гадальный кристалл, занимавший большую часть пола базы «Пламядракона». На нем, в семи измерениях была видна цветная, точная карта региона Утвары и небосклона над ним. Начальник старшего обозревателя, лорд-маг, приказал «Пламенидракона» приблизиться достаточно близко, чтобы получить визуальные изображения от свидетельских шаров обзоросферы 9477, которые не являлись живыми существами, и поэтому на них не распространялся эффект сингулярной бомбы мановой компрессии.

Семимерное изображение показывало некое подобие складки или морщины в небе, на высоте пяти миль от опустевшей земли с поселениями-призраками.

Нет, это было не точное сравнение, подумал Вазозав. Это не было похоже на поселения-призраки – там не было никаких призраков. Карта на гадальном кристалле была достаточно крупной, чтобы показать единичных привидений и фантомов, которые должны были остаться. Вазозав собственными глазами видел Груулов перед самым крушением Калузакской ‘сферы. Они были слишком близко, чтобы выжить. Даже при стандартном, по средним меркам, эктоплазмическом распылении, призраки - по определению неживые существа - должны были быть повсюду. И, тем не менее, Груульских привидений нигде не было видно.

Спустя несколько секунд, складка словно загнулась вовнутрь, затем преломилась, и, наконец приняла форму, которую его глазам было сложно постичь. Вазозав мог ее увидеть, лишь вычленяя то, чего там не было – синего неба или какого-нибудь облака. Это было – фрактальное ничто.

Старший Обозреватель Вазозав подождал еще десять секунд и в итоге решил, что первым должен заговорить он. И если Хок разозлится и ударит его за это, то это будет справедливо.

– Мой господин, - повернулся Вазозав к краснокожему человеку, стоящему у него за плечом. Он вонзил свои ногти в свою ладонь, чтобы заставить себя встретиться глазами с огненным взглядом Зомажа Хока, - Гравитикулярный эффект удался на славу.

– Да.

– Но…

– Говори уже, старший обозреватель, пока я не вырезал из тебя твои слова.

– Разве, э…- заикаясь, произнес гоблин, - разве бомба не должна была взорваться к этому времени?

– Терпение, - сказал лорд-маг. – Не все взрывы происходят быстро.

Таисия Карлова поднялась с места, прислонив свою трость к отполированной стенке кафедры.

Как практически все в работе Оржовского адвокиста, прислонение трости было мелким, но важным театральным жестом, о котором она уже даже не задумывалась, не смотря на то, что трость действительно была ей необходима для преодоления любого, даже незначительного расстояния. Этот жест дополнял выражение ее лица, которым она одарила присяжных заседателей. Ее взгляд красноречиво выражал удивление, которого она на самом деле не испытывала, с едва уловимым налетом скепсиса, в действительности, переполнявшего ее. Она увенчала свой взгляд приподнятой бровью, устоять перед которой могли лишь немногое представители сильного пола по целому ряду причин.