Шрифт:
Происходило следующее: Гера, сорокалетний, но юношески тонкий, с гладким зачесом назад темных волос, в черном костюме, в белой рубашке, в галстуке-бабочке и черной маске, стоял в эркерной нише, а перед ним разместились в раскладных пластиковых креслах дачно-пляжного типа, на некотором расстоянии друг от друга, несколько мужчин и женщин разного возраста. Все — в масках. Гера, увидев вошедшую девушку, движением головы поприветствовал ее, она приблизилась, встала неподалеку, а он продолжал говорить.
— Как я уже объяснял, не бывает недостатков, из которых нельзя извлечь преимуществ. Почему с древних времен были популярны маскарады? Потому что анонимность раскрепощает, а таинственность заинтриговывает. Правда, маски надевались на верхнюю половину лица. Рот оставался открытым, и тому есть причина. Как думаете, какая?
Гера обвел глазами присутствующих, ждал ответа. Женщина в коричневом платье без рукавов, надетом на белую блузку, похожая от этого на странную пятидесятилетнюю школьницу, подняла руку.
— Да, — разрешил Гера.
— Чтобы говорить? — вопросительно ответила женщина.
— Говорить можно и через маску — матерчатую, сетчатую, в виде забрала. Мы же с вами — говорим. Еще варианты?
Руку поднял худой мужчина в толстом свитере, связанном рельефом кольчуги. У него сзади до плеч висели пряди полуседых волос, не стриженных, наверное, с самого начала пандемии.
— Когда только губы, отдельно, они эротично смотрятся.
— Верно! — подтвердил Гера. — Абсолютно верно! Вы удивитесь, но не бывает некрасивых губ! Они кажутся некрасивыми только тогда, когда мы видим лицо полностью и отмечаем, что губы расположены либо слишком близко к носу, либо слишком далеко от него, они не всегда образуют гармоничный косинус со скулами, и так далее. Масками прикрывали тривиальные части, которые и портят лицо — скулы, нос, а заодно формировали вырезами масок контур глаз, который не у всех бывает удачным. Ибо! — Гера поднял палец, — глаз некрасивых тоже не бывает, имеются в виду глаза как органы зрения — зрачки, белки, радужка. Суть в контуре, в форме, именно поэтому женщины изобрели раскраску, которая есть тоже не что иное как…
Гера ждал подсказку.
— Маска! — радостно догадалась женщина-школьница.
— Да! Маска! Она придает заманчивость, она обещает и намекает.
— И обманывает! — со знанием дела подал реплику длинновласый мужчина.
— Не без этого, — охотно согласился Гера. — Но мы с вами целое занятие посвятили теме первичного обмана как естественного средства эволюционной борьбы. И пришли к выводу, что обман не так страшен, как его малюют, дело не в нем, а в отношении к нему. Помните про двух женщин в одной?
— Меня тогда не было, — сказал кто-то у стены, ближней к Галатину, невидимый за шкафом.
— Тогда прошу прощения за повтор, расскажу еще раз кратко. Парадокс касается в первую очередь мужчин. Сплошь и рядом мужчина до самого момента сближения, понимаете, о чем я, не знает, с кем имеет дело. Он видит красивое лицо, стройную фигуру, он видит, и это главное, что его избранница нравится окружающим. Ему кажется, что он выбрал ее добровольно, на самом деле тут выбор тройной: во-первых, выбрала его уже она сама, во-вторых, выбрал и одобрил социум, окружение, и только в-третьих выбрал он сам или повелся на два предыдущих выбора. И вот сближение. Прекрасная ночь, беспощадное утро. Мужчина впервые видит свою любовь без маски, то есть без макияжа, видит, в сущности, другую женщину. И понимает, что она не только не красавица, а часто наоборот. Почему же он не разочаровывается, не бежит и не уходит? Потому, что он помнит: в маске его избранница опять станет красавицей и для него, и для всех остальных. Другими словами говоря, он любит не только ее, но и народное мнение о ней. И если народное мнение считает ее красавицей, он готов сколько угодно не замечать, что это не так. Фигуры, частей тела, которые он открывает для себя во всей полноте и во всех недостатках, это тоже касается: народное мнение считает ее фигуру превосходной, и все, и для него достаточно.
— Я не согласна! — негромко сказала девушка, сидевшая сзади, боком к двери, поэтому Галатин видел ее в профиль. Бледное лицо, обрамленное тонкими рыжеватыми волосами, такими жиденькими, что сквозь них видны просветы кожи. Глаза цвета слабо заваренного чая. Несколько веснушек у глаз.
— С чем вы не согласны? — спросил Гера.
— С тем, что женщины все напяливают маски и раскрашиваются. Давно уже в тренде естественность.
— Тем хуже для тренда, — парировал Гера. — На самом деле маски есть у всех и всегда. Вернее, полумаски: что не надо, закрываем, что надо — открываем. Не в макияже только дело. У мужчин вместо масок — деньги, положение в обществе, машины, одежда, возможности, у женщин обаяние, сексуальность, умение слушать и понимать, ум, в конце концов! — отнесся Гера непосредственно к бледной девушке. — И — речь, голос! Это, дамы и господа, и есть наша тема сегодня — голос. Как мы говорим?
Все молчали — вопрос был слишком расплывчатым.
— Смелее, смелее, дайте общую характеристику — как говорит большинство людей?
Круглоголовый юноша, сидевший рядом с бледной девушкой, попробовал угадать:
— Не очень хорошо?
У него самого голос был точно не очень хорош — скрипуче-басовитый, подростковый, с призвуком невысказанных обид и претензий к окружающему миру.
— Безобразно! — огорчил его и всех Гера. — Безобразные тембры, но это полбеды и даже совсем не беда, безобразные, вот в чем корень, интонации!
— Актерствовать, что ли? — спросила бледная девушка.
— Ни в коем случае! Управлять голосом! Владеть им! Это как с телом. Мало кто без подготовки сразу хорошо танцует. Но вот один урок, второй, третий, и человек начинает получать удовольствие от танца, от своих движений. И те, кто смотрит, тоже получают удовольствие. То же касается гимнастов, бегунов, вообще спортсменов. Наслаждение своим телом! Но голос у нас у всех — в полном забросе. Мы принимаем его как абсолютную и неизменяемую реальность, не пытаемся ничего с ним сделать, даже когда он нам не нравится. Вот вы, Петя, — обратился он к круглоголовому, — любите свой голос? Только честно?