Так вот, если о себе Антон мог подумать, что с ним может произойти мимолетный легкий случай, то о Насте — никогда. Чтобы эта правильная, рассудительная женщина, которая не выносила житейской пакости настолько, что не включала в телевизоре никаких каналов, кроме детских и просветительно-познавательных, а если случайно натыкалась на какое-нибудь ток-шоу об изнасиловании отчимом падчерицы или на сериал с обязательными постельными сценами, гадливо кривилась и тут же переключала, чтобы она что-то такое могла? Невозможно, непредставимо, весь мир перевернется, если это случится.

Но мир не перевернулся, а Антон почуял правду до того, как ему ее объявили.

Теперь он понимает, откуда эти предчувствие. В Насте всегда было что-то тайное, что-то очень свое. Вдруг задумается, вдруг как-то посмотрит, будто издалека, вдруг невпопад ответит на вопрос, но тут же приходит в себя, возвращается. Замечал ли это Антон? Замечал. Думал ли об этом? Нет. То есть думал, но так: у каждого человека есть в душе свои потаенные местечки, и это нормально, мало ли где может гулять наше подсознание, почитывали кое-что, знаем — Фрейд, скрытое либидо, все эти дела.

«Неважно, о чем ты думаешь, важно, о чем ты мыслишь», — изрек однажды офисный умник Степа Знобок. Антону понравилось изречение, он спросил, что оно означает.

«Думать — состояние, мыслить — процесс, — пояснил Степа. — Мы все всегда думаем, это естественное состояние человека, даже самого глупого, а вот мыслить способны далеко не все».

«Сам придумал?» — спросила Соня.

«Конечно».

«Гений».

«А толку? Все равно ведь не дашь».

«Не дам. Антон вон какой красавчик у нас, но ему тоже не обломится. Замужем я и однолюбка я».

Вот и Антон оказался однолюбом — умом хочет все принять, не дурак ведь, понимает, что насильно мил не будешь, а душа сопротивляется, принимать не хочет, надеется на что-то.

У нас сильно изменится жизнь, сказала Настя.

— Мальчик, девочка? — спросил Антон.

— Нет. Мы расстанемся.

— Да неужели? — Антон продолжал веселиться и не верить, хотя несчастный живот его крутило спазмами.

— Серьезно можешь выслушать?

— Нет. Поспи, а утром все скажешь.

— Утром на работу. И какая разница? Я и так полгода готовлюсь.

Полгода. Вот это было самое больное. Полгода его Настя жила другой жизнью, а он не подозревал. Полгода она ложилась с ним рядом каждый вечер, а ему и в голову ничего не приходило. Правда, были у нее иногда короткие командировки на два-три дня. Значит, во время этих командировок все и происходило. Его Настя была с кем-то другим. Обнаженная. Голая. Под, над, перед. Его родная Настя, единственная становилась чужой, посторонний. В чужих руках. Губами касалась чужих губ. Говорила ласковые слова в чужое ухо.

Галлюцинацией Антон видел это самое ухо: большое, мясистое, волосатое, свиное ухо. Мало этого, его ум, сам себя растравливая, видел и крупный хрящеватый нос, заросший седой щетиной подбородок, отвратительные губы цвета сырой говядины, покрытой пленкой, сизые и влажные, видел бугристый шерстяной живот, кривые короткие ноги, кривые пальцы ног с желтыми ногтями…

Очень хотелось взять самую тяжелую вещь на столе, хрустальную высокую вазу с букетиком засушенных цветов, и шарахнуть о стену. Сдержался. Нашло упрямое: ничего не хочу знать, никак не буду реагировать.

— Короче, Антош, история такая… — начала было Настя заготовленную речь, но Антон оборвал:

— Не надо. Ты уже все сказала. Ты хочешь расстаться. Я понял. На здоровье.

— Ты согласен?

— А тебе надо мое согласие?

— Нет, но… В конце концов, ты имеешь право знать.

— Пошла на хрен, пожалуйста, — с ласковой улыбкой попросил Антон.

На самом деле ругательство было другое, грубее. Никогда он при Насте так не выражался, а теперь — от души, с наслаждением.

— Если ты будешь в таком тоне, я ничего не скажу, — обиделась Настя.

— В таком и буду. Не скажешь — и не требуется. Меня твои подробности ни с какого бока не волнуют. Расстаться так расстаться.

— Но надо все обговорить.

— Зачем? Что потребуется, сделаю.

— Спасибо, конечно…

Настя выглядела немного растерянной. Слегка виноватой. Возможно, Антон этого как раз и добивался, но за это пришлось и расплатиться: Настя ему за свою растерянность и неловкость очень скоро отомстила. Не хочешь слушать? — не надо, я напишу! И написала.

Это было после, а в тот вечер Антон ушел в спальню, где лежа смотрел на планшете какое-то кино, а Настя разложила диван в зале, как они привычно, по-саратовски, называли гостиную. Перед сном Антон прошел через зал в комнату Алисы, чтобы, как всегда, поцеловать ее и пожелать спокойной ночи. Она тоже смотрела в планшете какое-то кино, что-то детское, Антон напомнил о времени.