Вот первое, о чём я хочу поговорить: если наша цивилизация так сложна, почему люди не счастливы? Со времён моего детства люди не стали счастливее, и я думаю, что можно утверждать, что дело обстоит как раз наоборот. Сегодня существует больше психологических проблем, чем когда-либо. Люди испытывают стресс, страдают от депрессии или даже от более серьёзных психологических заболеваний.

Может быть, люди не чувствуют себя счастливыми потому, что наша цивилизация не смогла перейти от материального благополучия к психологическому? Может быть, общество не смогло осуществить этот переход, потому что оно не смогло решить вопрос о том, что мы за существа? Если мы не понимаем, что мы за существа, как мы можем знать, как мы действительно функционируем? А если мы этого не знаем, как мы можем понять, что нужно человеку, чтобы быть счастливым?

Так что же мы за существа? Я был воспитан думать, что я человек, но моё общество никогда не могло дать мне ясного, непротиворечивого определения того, что именно это означает. Напротив, моё общество имело шизофренический подход к этому вопросу. Оно было глубоко разделено между двумя конкурирующими системами мышления, которые утверждали, что имеют окончательные ответы относительно того, что мы за существа. Мне было ещё не так много лет, когда я понял, что эти системы несовместимы, даже взаимоисключающи.

Позиция общества такова, что из-за своих демократических принципов оно позволяет обеим точкам зрения сосуществовать, и я просто должен был выбрать одну из них. Тем не менее, с самого раннего возраста у меня было сильное внутреннее ощущение, что ни одна из них не даёт полного понимания того, кто мы есть. Я не мог выбрать ни одну из них, потому что знал, что должен был найти что-то ещё, что-то, что было за пределами их обеих. Если бы я жил в сегодняшнюю эпоху интернета, я, возможно, нашёл бы ответ в более раннем возрасте. Как бы то ни было, я не нашёл альтернативного объяснения, пока мне не исполнилось 18. Моё детство могло бы быть не таким трудным, если бы я нашёл удовлетворительное объяснение. Или если бы я мог открыто говорить о своих вопросах со взрослыми, которые могли бы направить меня в направлении поиска моих личных ответов.

Ирония демократии

На мой взгляд, самая большая ирония современной демократии заключается в том, что мы претендуем на то, чтобы быть открытыми и толерантными обществами, но имеем очень мало терпимости к точкам зрения, выходящим за рамки христианства или материализма. Я думаю, что причина, по которой мы не можем вести открытый и нейтральный разговор о более глубоких проблемах, заключается в том, что у нас есть этот непримиримый раскол между христианским и материалистическим взглядами на жизнь. Я думаю, что большинство людей рассуждают так: поскольку так называемые авторитетные фигуры в религиозной и научной областях не могут договориться о том, что мы за существа, то остальные из нас, конечно, не могут ничего сказать по этому вопросу, поэтому нам лучше не вступать в дебаты. В результате мы не можем говорить на эту тему. Материалисты ждут, когда христианство окончательно потеряет всякое влияние на общество и вымрет, а христиане ждут, когда Иисус вернётся и заберёт учёных в ад. Тем временем наши общества оказались в ловушке неопределённости и не могут двигаться дальше.

Ирония, которую я вижу, заключается в том, что демократия по своей сути является формой правления, основанной на ненасильственном разрешении конфликтов. Ненасильственное разрешение конфликтов может быть достигнуто только путём открытых дебатов и диалога. Если нет открытых дебатов, как может прийти решение? А если нет решения, то как может осуществляться прогресс?

Открытый диалог – ключ к прогрессу

С самого раннего детства я был сосредоточен на прогрессе. Это была очень важная тема для меня, и можно сказать, что помимо всех моих других занятий и исследований, я изучал феномен прогресса. Я изучал, что ведёт к прогрессу, и мне стало очевидно, что прогресс в обществе происходит за счёт прогресса в умах его граждан. Для меня совершенно очевидно, что наша неспособность говорить о фундаментальных вопросах жизни мешает нашим современным обществам добиться прогресса в определённых областях.

Я вырос во время холодной войны и в раннем возрасте осознал раскол между коммунистическим Востоком и капиталистическим Западом. В течение первых тридцати с лишним лет моей жизни моё общество считало, что этот конфликт невозможно разрешить. Тем не менее, мы стали свидетелями, казалось бы, чудесного падения Берлинской стены и окончания конфликта между капитализмом и коммунизмом. Некоторые говорят, что это была победа капитализма над коммунизмом, но я так не считаю. В Дании и во многих других современных демократических государствах нет строго капиталистической системы, в которой наиболее приспособленные эксплуатируют менее приспособленных. У нас есть форма общества, которая выходит за рамки традиционного разделения между коммунистической и капиталистической экономикой. Вместо того, чтобы позволить капиталистам монополизировать экономику, мы разработали альтернативный, даже милосердный подход к экономике.

Можно сказать, что между Востоком и Западом не было открытого диалога о коммунизме и капитализме. И всё же в современных демократических государствах вёлся открытый диалог о том, должна ли экономика позволять небольшой элите пользоваться привилегиями над остальными. Я считаю, что это в конечном итоге привело к повышению коллективного сознания, осознанию того, что наш единственный выбор – не иметь строго коммунистической или строго капиталистической экономики.

Другим интересным примером того, как происходит прогресс, является проблема рабства. На протяжении тысячелетий различные общества допускали рабство, и это был институт, который редко подвергался сомнению. Официальный отказ от рабства произошёл не в результате насильственной революции. Это произошло в результате дискуссии по многим вопросам, связанным с демократическими принципами, в том числе о том, что мы за существа.

Постепенно людям в демократическом мире стало ясно, что это противоречие – претендовать на то, чтобы быть демократическим обществом и при этом покупать и продавать людей как собственность. Произошло то, что мы повысили наше коллективное осознание того, что мы за существа, а именно, что мы не товар, который можно купить или продать. Один класс людей не может владеть другим классом людей. Таким образом, наступил момент, когда современные демократические государства начали отказываться от рабства. Просто стало очевидно, что это следующий логический шаг для общества.