Вот только порядок сбора ратников был совсем иной, чем раньше, необычный. Каждые десять крестьянских дворов должны были сообща выставить одного стрельца — здорового и крепкого мужика, нестарых лет, стойкого в вере и клятве. Ибо если такой умрет от тягот или хворостей, а паче того изменит, на сторону самозванца перебежит, али удерет незнамо куда, то взамен будут должны нового ратника выдать, доброго, взамен худого. И оного стрельца должны были снарядить и вооружить в установленном порядке, одеть в кафтан стрелецкий с бронею, выдать корма на годичную службу и жалования в размере двенадцати рублей на весь срок. Кроме того, семье, если таковая у стрельца есть, то припасами всяким обеспечить жену и деток малых. А убьют мужа, то содержать сирот и вдову общинно, всем миром. Понятно, что отбирать в стрельцы селяне теперь будут здоровых и холостых парней, чтобы многократно расходы не понести. А ежели чего у ратника не будет, то выдадут из казны, а со всех дворов деньги за то удержат с прибавкой, если в срок не рассчитаются.

Всех холопов боевых, что владельцы прежде на волю отпустили, а также «людей охочих» в «наборные стрелецкие полки» обязывали прийти немедленно, дабы «гулящими» их не признали, или хуже того — «татями шатучими», сиречь разбойниками. Они все казенное должны были получать, корма всякие в изобилии, и деньги те же — рубль копейками в месяц. И служить так должны семь лет, а после каждому давали на обзаведение корову, инвентарь какой-никакой, земли дюжину десятин и освобождение от податей. Как сказывали, таких людишек каждый день в Дмитров приходило чуть ли не столько же, как и ратников ополчения. Со всех сел и городов свозили для них припасы всяческие — зерно, сукно, свинец, порох, пищали, овес с сеном, крупу и сало, муку и многое другое, что перечислять долго.

Дворяне и дети боярские должны были выходить как прежде — конно, людно и оружно. Разорение многих пока не затронуло — собиралась поместная конница довольно быстро, ведь многие уклонились от службы царю Василию. Но тут перечить нельзя — само дворянство решало в городах, что всем идти. А кто похочет вдругорядь дома отсидеться, то таких вотчин и поместий живо лишать будут, и честным детям боярским передадут за службу верную. И как послухи сообщали — поднялись жильцы, дворяне и дети боярские, с сыновьями выходили, что в новики вышли, с боевыми холопами, коих выставляли одного с полусотни десятин поднятой пашни. Разрешено было идти в поход в тегилеях, если брони нет, в «бумажных» шапках, но обязательно с луками. А корма брать на месяц, потом на казенном коште все будут. По три-четыре конные сотни сводились в «хоругви», и воевали на татарский али казацкий манер. Выскакивали набегами, стреляли из луков, громили обозы с фуражом и припасами, что в Тушино вереницами шли — «лисовчики» и казаки уже не справлялись с этими разбоями.

Второй указ был не менее грозен — все те бояре и дворяне, что служат самозванцу, вотчин и поместий лишатся через два месяца, если не уйдут в Дмитров охотою. А те, кто останется — бесчестными станут — имущества лишатся и смерды приписаны будут, и в Сибирь навечно сосланы, с чадами и домочадцами. Даже если погибнет в рядах войска Лжедмитрия, то с семьей поступят также — в опалу вся уйдет. Такой суровости никто не ожидал, и начало боярство с дворянством разбегаться в разные стороны, как ошпаренные кипятком тараканы. Многих ловили, казнили по приказу «царя», но остановить беглецов было невозможно — удирали в Дмитров, кланяясь князю Старицкому. И стало понятно, кому на Руси царем быть — сама Земля выбрала тем своего царя, законного, корня государя Иоанна Васильевича, коего сто лет тому назад Великим нарекли, за собирание земель русских.

И в Москве тоже такое было — бояре и дворяне принялись удирать, но уже не в Тушино — в Дмитров и Троице-Сергиевскую Лавру, что на сторону князя Старицкого встала, и где еще одно войско собиралось, под защитой крепких каменных стен с башнями. Так же было и в Александровской слободе, где прежде царь Иван Васильевич со своими опричниками обитал — туда ратники с волжских городов приходили.

И как воевать с государем Дмитровским, князем Старицким?

Три крепости, где рати собираются, вытянулись в одну линию и недалеко — и сорока верст не будет от крайних до Лавры. Напади на Дмитров, на помощь тут же от обители подойдут конные, а там и стрельцы, а за ними из Александровской слободы подмога подтянется. С наскока их не взять — везде стены каменные, ведь в Дмитрове укрепленный Борисоглебский монастырь. И дороги на зажиточные северные и восточные города перекрыта — а с Вологды, Костромы, Ярославля, Ростова, Суздаля, Владимира, Нижнего Новгорода и других припасы везут, да там ополченцы собираются и в поход скоро тронутся, урожай ведь собрали. Да и напасть Москва не даст — вмиг Тушино разорят и все заставы собьют.

И тут в голову пришла страшная мысль — а если государь Дмитровский с царем Василием Шуйским сговорился?! Тогда всем смерть неминучая — и полякам, и казакам с холопами, что руку самозванца держат!

— Как есть казнят, спуска не дадут, — Василий Михайлович заметался по горнице как загнанный зверь. Ему стало страшно — не помилуют за службу верную двум самозванцам. Шуйский быть может, пожалел, сам запятнан, но не Старицкий — вельми злобен и лют, коварен вельми — истинный Палеолог, от прабабки своей нахватался крови.

— Отравить или зарезать могут, и скоро. Найдутся людишки, ведь Лжедмитрий обещался сие поделать. Неужто не захотят холопы вчерашние дворянами стать и тысячу червонцев получить?!

Два правительства, два царя, два патриарха — наглядный пример в истории — две враждующие России. И других примеров достаточно — «красные» и «белые», «семибоярщина» и «семибанкирщина» и так далее, множество лекал. только сравнивай. Но «тушинцы» это нечто — тут двое, но первый из них потом через сына свою династию на русском царстве утвердил…

— Послушай меня, владыко. Князю Василию Ивановичу Шуйскому царем не быть — не примет его «земля», нет у него ни ума, ни сил надлежащих. Одно коварство с интригами, а ими ратную доблесть не заменишь. Да и всем царям, которым служил, он одни измены делал, под конец себя самого предал, и сидит в Москве как сыч в клетке. Я понимаю, что он помог тебе патриархом стать, но ты сам должен определиться, кому тебе служить — земле Русской и люду православному, или царю временщику, которому даже прежде верные слуги служить отказываются. Ты их всех в Дмитрове видел — бегут как из Москвы, так и Тушино. Скоро оба «царька» без подданных останутся, — Иван усмехнулся, посмотрел на патриарха — тот сидел молча, насупившись, видно было, что о многом передумал.