— Все, что здесь произошло, стало для меня откровением, рабби, — тихо молвил он.

Дэвид Смолл кивнул, принимая благодарность. Эйб Райх нерешительно повернулся к Шварцу, явно надеясь на какой-то примирительный жест со стороны последнего, но Бен так и остался сидеть, глядя в пол и досадливо ломая руки.

Райх в смущении подождал несколько секунд и, наконец, сказал:

— Ладно, я пошел.

В дверях он остановился, обернулся и добавил:

— Яков, я не видел на стоянке твою машину. Может, тебя подвезти?

— Да, я пришел пешком, — ответил Вассерман. — Хорошо бы ты подбросил меня до дома.

— Я подожду внизу.

Лишь когда за Райхом закрылась дверь, Бен Шварц поднял голову. Он явно был уязвлен и обижен.

— Полагаю, я неверно понял цель этих слушаний, рабби, — сказал Шварц. — Либо это вы неверно её поняли. Я говорил вам или, во всяком случае, пытался сказать, что не намерен вчинять Эйбу судебный иск. В конце концов, ремонт машины ударит меня по карману гораздо менее ощутимо, чем ударил бы его. Кабы он предложил заплатить, я бы наверняка отказался, но при этом мы остались бы друзьями. Вместо этого Эйб нагрубил моей жене, и я, как муж, обязан заступиться за нее. Подозреваю, что она тоже не стеснялась в выражениях. Теперь я понимаю, почему он реагировал так, а не иначе.

— Ну, в таком случае…

Шварц покачал головой.

— Вы не понимаете, рабби. Я надеялся, что это разбирательство поможет прийти к некоему компромиссу, примирит нас. Но вы полностью оправдали Эйба, и, следовательно, я оказался кругом виноватым. Однако у меня нет такого ощущения. В конце концов, что я сделал плохого? Двое моих друзей торопились домой, и я одолжил им машину. Разве это было неправильно? Сдается мне, вы вели себя не как беспристрастный судья, а, скорее, как поверенный Эйба. Все ваши вопросы и доводы адресовались мне. Я не законник и не могу отыскать прорех в ваших рассуждениях, но уверен, что, будь со мной советчик, имеющий правоведческое образование, он сумел бы их найти. И, несомненно, привел бы дело к какому-нибудь полюбовному соглашению.

— Но ведь мы добились гораздо большего, — ответил раввин.

— Как это? Вы сняли с Эйба все обвинения в недосмотре, и теперь мне придется раскошелиться на несколько сотен долларов.

Дэвид Смолл улыбнулся.

— Боюсь, вы недооцениваете значение имеющихся в вашем распоряжении улик, мистер Шварц. Действительно, с мистера Райха полностью снято обвинение в халатности, но это вовсе не значит, что теперь ответственность лежит на вас.

— Что-то я не понимаю.

— Давайте разберемся. Вы купили машину с ненадежной масляной пробкой. Заметив эту неисправность, вы сообщили о ней изготовителю машины через его представителя, мистера Бекера. Да, верно, поломка пустячная, и ни у мистера Бекера, ни у вас не было никаких оснований считать, что в самом скором времени положение усугубится. Вероятно, мистеру Бекеру не пришло в голову, что в дальней поездке утечка масла может увеличиться, иначе он предупредил бы вас, и вы, я уверен, отправились бы в Нью-Гэмпшир на другой машине. Но на деле все обернулось плачевно: далекое расстояние, высокая скорость, и в итоге затычка стала пропускать гораздо больше масла, почему вам и пришлось залить целых две кварты по дороге в Белнэп. При таких обстоятельствах изготовитель машины может требовать от водителя только соблюдения необходимых предосторожностей. Полагаю, вы согласитесь: мистер Райх сделал все, что следовало сделать любому бдительному автомобилисту.

— Стало быть, виноват завод? — черты Шварца оживились, голос зазвенел от возбуждения. — Вы это имеете в виду, рабби?

— Совершенно верно, мистер Шварц. Я убежден, что в случившемся повинен изготовитель, и теперь он должен возместить ущерб согласно гарантийным обязательствам.

— Хо-хо! Но это же прекрасно, рабби. Уверен, что Бекер пойдет мне навстречу. В конце концов, он-то ничего не теряет. Ну, тогда все в порядке. Слушайте, рабби, если я тут чего-нибудь наговорил…

— В сложившихся обстоятельствах вас вполне можно понять, мистер Шварц.

Шварц вызвался угостить всех выпивкой, но раввин с извинениями отказался.

— Если не возражаете, то, может быть, в другой раз. Листая эти книги, я наткнулся на пару занятных мест, не имеющих никакого отношения к сегодняшним событиям. Хочу перечитать, пока они ещё свежи в памяти.

Он пожал руки своим гостям и проводил их до двери.

— Ну-с, какого ты теперь мнения о нашем раввине? — спросил Вассерман Шварца, когда они спускались по лестнице: слишком уж велик был соблазн задать этот вопрос.

— Славный малый, — ответил Шварц.

— Гаон, Бен. Настоящий гаон.

— Не знаю, что такое гаон, Яков, но, если ты так говоришь, верю тебе на слово.

— А как теперь быть с Эйбом?

— Понимаешь, Яков, строго между нами, львиная доля вины лежит на Майре. Тебе ли не знать, как женщины не любят расставаться с долларами.

Раввин выглянул из окна и увидел на стоянке своих недавних гостей. Все трое были поглощены беседой самого мирного свойства. Дэвид Смолл улыбнулся, и его взгляд остановился на книгах, лежавших на столе. Поправив настольную лампу, раввин уселся в кресло и пододвинул поближе два толстых тома.

Элспет Блич лежала на спине и наблюдала, как потолок над ней медленно кренится сначала в одну сторону, потом в другую. Мгновение спустя она поспешно ухватилась за одеяло, словно боялась сверзиться с кровати. Будильник исправно зазвонил в назначенный час, но, как только Элспет села на постели, у неё началось головокружение, и женщина была вынуждена опять откинуться на подушки.

Косые лучи солнца просачивались в комнату сквозь венецианские жалюзи, обещая прекрасный июньский денек. Элспет зажмурилась, чтобы не видеть пляшущих стен и потолка. Солнечный свет не исчез, а превратился в алое марево. Женщине вдруг показалось, будто кровать под ней ходит ходуном. Элспет почувствовала тошноту. Хотя утро выдалось прохладное, лоб её покрылся испариной.