Эх, что бы такого сделать, чтобы и московское время отслеживать? Увы, это здесь никак. Размечтался… Да и зачем его отслеживать? А затем, ответил он себе, чтобы не отрываться… от коллектива.

Несмешная, однако, шутка.

Так. Можно бы, да и неплохо бы, полчасика вздремнуть — здесь к тому времени будет восемь, повыползают из «фатерок», а он двинется обратным ходом, к Федюне-храбрецу. Перекусить, себя малость в порядок привести… ополоснуться, щетину соскоблить с лица и с головы… правильно сделал, что в комплект укладки безопасную бритву включил, а то с электрической проблем бы не обобрамшися… тьфу ты, не обобрался… привет, Федюня-лингвист…

Закемарил.

***

Проснулся от тоненького-претоненького:

— Дядя мудан! Дядя мудан! А дядя мудан?

Тыльной стороной ладони стер набежавшую на подбородок струйку слюны. Открыл глаза. Перед ним нетерпеливо приплясывало на месте создание, неотличимое от остальных обитателей Марьграда, только очень миниатюрное — росточком с него, Игоря, сидящего. То ли карлик, то ли ребенок…

— Дядя мудан, — пропищало существо, — ты грустный? Ты почему такой грустный?

— Да я ничего… — ответил он.

Собрался было улыбнуться, но спохватился — примет за угрозу, как все здесь. Улыбнулся только глазами. Спросил:

— Ты меня не боишься? Я не опасный?

Существо засмеялось — словно птичка зачирикала. Сообщило:

— Кто грустный, тот не опасный. А потом, зачем же мне тебя бояться? Вот подрасту, тогда и стану бояться. А вырасту в совсем взрослую, тогда буду бояться у-жас-но! А пока я еще маленькая девочка, мне тебя бояться нечего.

Надо же, как чисто говорит, оценил Игорь. Шепелявость легкая присутствует, это даже умиляет. Все-таки ребенок… «Опашный», «ужашно»…

— Что, — не понял Игорь, — такие, как я, только для взрослых опасны?

— Да они совсем ни для кого не опасны! Просто взрослые — глупые.

Последнее было произнесено очень тихо.

— А как тебя зовут, дядя мудан?

— Игорь.

— А по-маленькому как? Ну, по-ласковому?

Теперь засмеялся он.

— Видишь ли, храбрая маленькая девочка, имя у меня такое, что уменьшительного — ну, ласкового, как ты говоришь, — у него просто нет.

— Так не бывает, — решительно заявила девочка. — Ига, вот как! Дядя Ига!

— Договорились, — кивнул он. — А тебя как зовут?

— Манюня. Мне не нравится, но ничего не поделаешь.

— А вот и поделаешь, — Игорь рискнул улыбнуться. Ничего, сошло. — Манечка. Так лучше?

— Ой! Дядя Саша так же однажды сказал! А я и забыла, голова моя дырявая! Так намного лучше! Только мамочка не разрешит… Дядя Ига, ты все равно грустный! Почему?

Почему-почему, подумал он. Не знаю почему! Потому что. А вот дядя Саша — произнесено было как «дядя Шаша» — не Шушулька ли? С Федюни станется переиначить…

— Давай я тебя развеселю? — предложила Манюня.

— Попробуй…

Она присела на корточки, подняла ручонки над головой наподобие рожек, зашевелила пальчиками, стала скакать и припевать: «Зайчик серенький сидит и ушами си-ни-ни, зайке холодно сидеть, надо лапочки погреть». (Потерла ручку об ручку, встала). «Зайке холодно стоять, надо зайке поскакать». (Продолжила скакать то на одной ножке, то на другой). «Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой». (Упала навзничь, раскинула ручки и ножки, замерла).

Игорь опять засмеялся, поаплодировал.

— Ты умничка! Ну, вставай, вставай, артистка!

— Я тебя правда развеселила? — спросила Манюня, садясь на полу.

— Правда-правда, — заверил он. — Концовка вообще искрометная!

— Какая-какая?

— Искрометная. Как будто искры летят, красиво так. А почему «си-ни-ни»?

— Это чтобы смешнее было. Так совсем маленькие говорят, а я уже подрастаю. Я правильно говорю. Вот совсем вырасту, тогда стану снова неправильно говорить. А потом помру… — заключила она задумчиво.

— Ну вот, приехали, — сказал Игорь. — Теперь сама загрустила. А не надо! Ты лучше мне вот что скажи…

Он поколебался. Понимание ох как требуется, а то ведь словно слепой, даже хуже… но использовать эту кроху, ее открытость — этично ли? Да ну, не будет же девочке никакого вреда.

— А вот скажи, Манечка, ты про дядю Сашу вспомнила — а не знаешь, как бы мне его найти? Очень нужно, понимаешь?

— Понимать-то понимаю, — заверила Манюня, — а как найти, жалко, конечно, но не знаю. Он тут был недавно, приезжал лампочку новую вставить, видишь — светло у нас, — а потом уехал, а когда приедет — наверное, когда опять лампочки перегорят. Это он так говорит: перегорели. Смешно, правда? Они же не горят, они светят! А ты, дядя Ига, откуда к нам пришел?