– А потом?

– А потом я внезапно захотел стать фаготистом.

– Кем?!

– Играть на фаготе. Это такой духовой музыкальный инструмент. Сильнее всего меня в нем завораживало, что он собирался как автомат Калашникова. Я больше любил его разбирать и собирать, чем играть на нем.

– Что помешало карьере… м-м-м… фаготиста? – Лола поймала себя на том, что улыбается.

– Кривые зубы.

– Как?! – ахнула Лола. – Не может быть. Ведь ты…

– Брекеты творят чудеса, - Фёдор широко улыбнулся, демонстрируя великолепные ровные зубы. Зубы, настоящие, естественного цвета, а не виниры. – Но с духовыми пришлось расстаться. Впрочем, у меня предвзятое отношение к трубачам…

– А почему? Нет, погоди, дальше что? Ударные? Скрипка? Что потом?

– Потом был краткий, но бурный роман с гитарой.

– Дальше, дальше!
– поторопила его Лола.

– А дальше умер наш пекинес Тини, и я решил стать ветеринаром.

– Это последний виток твоей карьеры? – мягко спросила она. – Когда же ты пришел к вокалу?

– Вокалом я занимался всегда, сколько себя помню, - пожал плечами Фёдор, разламывая чизкейк на ровные кусочки. – У меня не было выбора, педагога по вокалу мама нашла мне самолично.

– И когда же?..

– В пятнадцать лет у меня, как и положено, начал ломаться голос.

– И?..

– И сломался, - он развел руки в сторону, словно признавая очевидность вывода. – Voice bianco – так в Италии называют голос мальчиков до полового созревания - у меня был не слишком впечатляющий. Но не зря, видимо, меня назвали в честь Шаляпина. Наворожили. Процесс мутации был довольно длительный и для меня непростой. Но в итоге у меня прорезался и сразу ушел вниз весьма недурной голос.

– Наверное, твоя мама была счастлива?

– Она этого уже не услышала.

Лола отвесила себе мысленный подзатыльник за бестактность. Ведь могла бы сопоставить дату смерти Анны Петерсон и возраст ее сына! И теперь она судорожно думала, что сказать. И ничего не придумала, кроме как ляпнуть.

– Ты ее очень любил?

– А как иначе?
– с показным равнодушием ответил он, но Лола отметила быстрый и, возможно, не осознаваемый им самим жест - как его пальцы коснулись шеи. Там, где едва виднелось над краем черного тонкого джемпера золото цепочки. «Это цепочка с крестом – от матери» - вдруг ясно поняла Лола, ей даже спрашивать не надо было, жест был слишком красноречив. – Как можно не любить своих родителей?

Она рассеянно кивнула. И, почти не думая, задала следующий вопрос.

– А твой отец сейчас где?

– Он умер спустя месяц после того, как ее не стало.

– Он же не… не… не…сам?! – Лола выпалила это, даже не сознавая, что именно сказала. И лишь потом зажала себе рот рукой. Господи, что она говорит?! Вот теперь нарвалась. Точно нарвалась на отповедь. Если б кто-то так лез в ее жизнь… Сейчас Фёдор начнет орать, и прав будет.

Но он не стал орать. И тихо и бесцветно ответил.

– Нет, конечно. Просто остановилось сердце во сне. Уснул и не проснулся. Он не знал, ради чего жить без нее.

Вот теперь сказать было точно нечего. Слова кончились все. Она судорожно искала, что можно произнести, но все казалось таким… тщетным. Ненастоящим. Ненужным. Самым нужным и правильным сейчас, наверное, было бы касание. Но Лола не решилась. Так легко положила голову ему на плечо там, на ледовой арене. А сейчас… сейчас что-то изменилось между ними.

– Скажи, а твоя невеста… она не передумала?

Если бы она могла сказать что-то более нелепое… более неподходящее… Но нет. Более нелепого и неподходящего вопроса после его практически исповеди было придумать невозможно. Вот и Фёдор уставился на нее с изумлением. Но, впрочем, и только. Ни раздражения, ни негодования в его взгляде не было.

– Нет, если ты о том, чтобы вернуться ко мне, - спокойно ответил он и принялся с аппетитом доедать остатки чизкейка. – Более того, у нее уже новый роман.

– О, господи, как? С кем?!

– С мужчиной, представь себе, - хмыкнул Фёдор.
– Его зовут Массимо Кьезе. Вообще, знаешь, не сочти это за сексизм, но я подозревал, что Джесс не слишком умна. И она только подтвердила мои подозрения.

Лола вдруг осознала, что ее идиотский вопрос был, на самом деле, очень правильным. Они без неловкости вышли из разговора на трудную и болезненную тему. А, кроме того, Лола теперь знает, что со стороны его бывшей невесты опасаться нечего. Так. А вот это неправильные мысли! И, чтобы избавиться от них, она задала следующий вопрос.

– Почему?

– Потому что он тенор.

Тут Лола не выдержала и рассмеялась. Он не улыбнулся в ответ, но, по крайней мере, и мрачным не выглядел. Хотя разговор крутился в последние минут пятнадцать вокруг не самых радужных событий в его жизни.