Я заметил, что в этот раз, а также в следующие ночи летучие мыши возвращались гораздо раньше, чем обычно. Вероятно, они спешили к своему потомству. Можно было предположить, что у животных, ведущих стадный образ жизни, чувство коллективизма развилось до такой степени, что каждая самка воспитывает любого первого попавшегося детеныша. Но это совсем не так.

Мы наблюдали тысячу самок, которые, возвращаясь в пещеру к тысяче малышей, образующих копошащуюся в темноте массу, умудрялись каждая находить своего детеныша (как овца и ее ягненок находят друг друга в большом стаде). Чтобы убедиться в этом, мы много раз пытались оторвать детеныша от матери и заставить его прицепиться к чужой матери, но нам это ни разу не удалось. Самка начинала кусаться и не принимала чужого детеныша.

Наблюдения я вел в глубине пещеры Тиньяхюст, которую посещал много раз в полном одиночестве под покровом двойной ночи — ночи на земле и вечной ночи подземелья. Иногда я говорил себе, что вот сейчас полночь — час, когда театры, кино и мюзик-холлы переполнены публикой. Зрителям предлагают самые разнообразные, сенсационные и утонченные зрелища. Я же, усталый и невыспавшийся, не согласился бы променять свое место на ложу в опере, ибо вкушаю тот острый и хмельной восторг разума, ту радость познания, которая роднит между собой астрономов, физиков, химиков, философов, любых исследователей, даже любителя летучих мышей.

Да, любым зрелищам, любым театрам я предпочитаю мои пещеры, где я наслаждаюсь свободой, фантазией, неожиданными открытиями. Кроме мерного звука капель, падающих с потолка, ничто не нарушает полной тишины.

Однажды я заметил, что все летучие мыши покинули пещеру. Молодые мурины окончательно возмужали, стали самостоятельными и независимыми и отправились на ночную охоту вместе с матерями. Удвоенный за счет молодых животных контингент держался вместе еще два с половиной месяца. Но около 20 августа колония покинула свое обиталище и куда-то исчезла, куда — я так никогда и не узнал.

Позднее я понял, что Тиньяхюст — это вроде «роддома» для летучих мышей. Сюда оплодотворенные самки прилетали в конце марта или в начале апреля одновременно с появлением ласточек в этой местности. Здесь они жили в течение всей беременности, родов, выкармливания и «отлучения от груди» детенышей. Как только молодь начинала достаточно хорошо летать, вся колония куда-то переселялась.

Среди младшего поколения, родившегося в Тиньяхюсте, самцов было столько же, сколько самок, но молодые самцы больше никогда не возвращались в родную пещеру, тогда как молодые самки неизменно возвращались вместе со своими матерями, бабушками и прабабушками.

Мне показалось, что наблюдать летучих мышей днем и ночью в течение пяти месяцев, которые они проводили в родной пещере, недостаточно, и я стал производить с ними различные опыты. Самыми интересными и, как мне кажется, самыми ценными были попытки отлавливать животных и переносить их в незнакомые места, чтобы заставить их проделать то, что я назвал «полет-возвращение».

В проведении этих опытов мне с большим воодушевлением помогала моя жена. Мы отлавливали в пещере двадцать — тридцать летучих мышей, кольцевали их, уносили на далекие расстояния и отпускали, наблюдая, сумеют ли эти животные найти пещеру, в которой обитали.

Что касается сравнительно коротких расстояний, как, например, Сен-Годенс или Сен-Мартори (от восемнадцати до тридцати шести километров), мы не были особенно удивлены тем, что летучие мыши легко отыскивали свой дом (что нам становилось ясно, когда мы обнаруживали в своем сачке животных, окольцованных для этих экспериментов). Окрыленные успехом, мы начали увеличивать расстояние. Иногда мы сами увозили подопытных животных в различные отдаленные места, иногда отправляли в плетеной корзине по железной дороге.

Мы выпускали летучих мышей в Тулузе (100 километров), Ажене (120), Каркассонне (150), Сен-Жан-де-Люз (180), Молье-Пляже в Ландах (200), Сет (265), Монпелье (280) и в Ангулеме (300 километров).

Все опыты увенчались успехом и показали, что летучие мыши одарены такой же удивительной способностью ориентироваться, как почтовые голуби и перелетные птицы. Кроме того, наши опыты показали, что все беременные мурины стремились разрешиться от бремени только в своей пещере Тиньяхюст и нигде больше.

Из-за трудности перевозок летучих мышей по железной дороге (очень много животных погибало в пути) я отказался от мысли выпускать летучих мышей дальше чем за триста километров. Мне казалось, что результаты опыта достаточно убедительны, и животное, способное найти дорогу на расстоянии триста километров, вероятно, сумеет найти ее также за четыреста и пятьсот километров.

Однажды нам представился случай быстро доставить в Париж десяток мурин. Это взяла на себя госпожа де Сед, принимавшая участие в окрашивании вод в Тру-дю-Торо в 1931 году. Она выпустила животных со своего балкона в Нейл и в два часа ночи при свете луны.