И пока они не передумали, я уже стучала в дверь их дома. Мне было интересно, что мог рассказать недавно прибывший житель Тайваня о китайцах на Диком Западе. Миссис Ли привела меня на задний двор, где у бассейна уже сидел мистер И Пин Вон, одетый в летний коричневый шерстяной костюм, хотя на улице стояла сорокаградусная жара. Миссис Ли сказала, что он надел костюм в знак уважения к гостье и что она не смогла убедить его переодеться. Она подала нам чай со льдом и ушла по делам. До этого момента мистер Пин не произнес ни слова. Я вежливо задала ему несколько вопросов, а он только улыбался в ответ. Наконец он указал на мою машину у дороги, а затем на нас. Еще несколько пантомим спустя мы с мистером Пином отправились в пустыню.

Усевшись на скалистый утес с видом на роскошные заросли кактусов, мистер Пин наконец-то заговорил: «Расскажите мне, почему вы хотите рассказать историю о китайцах. Вы не китаянка». И я рассказала ему, как изменились мои намерения узнать побольше о собственной культуре в тот момент, когда я увидела фотографию с молодым китайцем у магазина. Я даже рассказала ему о том, что уже знала имя Син Цан, и об обмороке.

Мистер Пин несколько минут размышлял, а затем сказал: «Давайте ездить на прогулку каждый день, и вы будете рассказывать мне больше о своей истории. Я скажу вам, если с ней будет что-то не так». Я спросила – «не так» с «китайской» точки зрения, или, может быть, он бывший редактор? Он снова лишь улыбнулся в ответ.

И вот так мы начали ездить в пустыню каждый день, я рассказывала ему свою историю, и он мне говорил, что с ней было не так. А с ней многое было не так. Но мне было все равно, ведь он начал делиться со мной воспоминаниями. О том, как он рос в сельской местности в Китае, и отец, дяди и дедушка учили его традиционной китайской медицине. О том, как его семья бежала на Тайвань во время революции Мао Цзэдуна. О том, что его считали прекрасным диагностом, даже более квалифицированным, чем его дедушка. И вскоре герой моей книги, Син Цан, стал китайским целителем и мастером диагностики в Тусоне 1903 года.

Помимо того что мистер Пин был кладезем информации о китайской культуре, с ним просто было приятно проводить время. Однако было нечто сверхъестественное в том, как он мне рассказывал обо мне же. Он не мог знать всего этого: чем я болела, чего боялась, как вела себя в разных ситуациях. Кроме наших поездок в пустыню, мы никогда прежде не встречались, и общих знакомых у нас тоже не было. Со временем я поняла, что мистер Пин делал эти невероятные выводы благодаря умению читать по моему лицу. Он так и говорил несколько раз, но поначалу я думала, что это эвфемизм или дело в языковом барьере. Ну не мог же он буквально это говорить!

Так и началось мое обучение. В течение четырех лет мы с мистером Пином ездили в пустыню, и он обучал меня Мянь Сян. В начале третьего года мистер Пин сказал, что на следующий год он собирается возвращаться на Тайвань, где будет жить с семьей племянника. В Тусоне для него было слишком жарко. Я предложила ему сменить коричневый шерстяной костюм на бермуды и сандалии. Но он твердо решил вернуться. Несколько месяцев спустя он свел меня со своим старым другом и учителем из Китая, жившим тогда в Нью-Йорке. Так начались мои нерегулярные занятия с креативным и внушительным мистером Воном. Каждые несколько месяцев я летала для занятий с ним в его небольшой чайной лавке в Китайском квартале сначала из Тусона, потом из Лос-Анджелеса, куда я впоследствии переехала. И только спустя минимум два года моих неофициальных занятий с мистером Воном я узнала, каких усилий стоило мистеру Пину убедить его взять меня в подмастерья (или вроде того). В Китае женщины не могли быть лекарями, и мистер Вон считал, что они не должны ими становиться и в Америке. Во всяком случае, если это касалось китайской медицины, ведь до западной медицины ему не было дела. Я не думаю, что он учил бы меня чтению по лицам, не будь он уверен, что я учусь только для того, чтобы когда-нибудь написать об этом книгу. Свой роман я к тому времени уже давно забросила, но мне было интересно написать об этом странном древнем диагностическом инструменте. Правда, я пока не была уверена, как и для кого это делать. В тот момент неопределенность моих намерений помогла мне получить желаемое.

Когда я обосновалась в Лос-Анджелесе, мне стало трудно ездить в Нью-Йорк для встреч с мистером Воном. Его родственник знал родственника моего соседа, который и познакомил меня с некоторыми неофициальными учителями в моем районе. Особо следует упомянуть мистера Лин У Чэна из города Монтерей-Парк (Калифорния). Он позволял мне приходить в свой магазин трав в тихие дневные часы по понедельникам и задавать вопросы про чтение лиц. Это нерегулярное обучение продолжалось несколько лет, а затем в один прекрасный день он объявил, что я должна обучать людей науке Мянь Сян в школах акупунктуры, потому что приходящие к нему иглотерапевты американской школы ничего не знали о диагностике по лицу. После культурной революции Мао Цзэдуна преподавать эзотерику в школах было запрещено, так что редкие целители, которые владели древними техниками, получали это знание в семье или учились частным образом.

Тогда эта идея казалась мне абсурдом. Я не была ни специалистом по традиционной китайской медицине, ни иглотерапевтом. Но учение Мянь Сян стало моей страстью, и я начала обучать других таким же образом, как обучали меня мои наставники: неформально.

За короткое время ко мне обратилось так много целителей разной специализации, что пришлось организовывать семинары, чтобы охватить больше обучающихся. В итоге я связалась с основателями Университета традиционной китайской медицины Йо Сань, которые были впечатлены моими знаниями и умением интерпретировать учение Мянь Сян. Когда они попросили меня разработать в университете первую в истории программу обучения медицинской диагностике на основе Мянь Сян и преподавать по ней, я была убеждена, что никто другой в Соединенных Штатах не обладает необходимыми для этого знаниями и квалификацией. Поэтому я с радостью согласилась.

Когда вы научитесь читать по лицам, то поймете, что наука и искусство Мянь Сян являются целостным аналитическим исследованием.

Поскольку Мянь Сян впервые использовали в качестве диагностического инструмента в традиционной китайской медицине и поскольку она восходит к философии даосизма, согласно которой разум, тело и дух не могут быть разделены, то невозможно по отдельности рассматривать эти три аспекта личности при чтении своего лица или лица другого человека.