Университет занимал территорию старой крепости и большей частью вписался в остатки её стен. Остатков было достаточно много, примерно две трети, причём сохранилась именно та часть, которую подковой огибала старица неширокой, но полноводной реки Орлицы. Та во время Волны по неведомой причине изменила русло, срезав петлю, и сейчас старица наполнялась только в паводок, и в эти моменты выстроенный на холме университет превращался в остров посреди широкого разлива. Куда делся последний кусок стены, история умалчивала: он пропал в то же время, но почему именно он и именно так — никто не знал. Может, и не пытался выяснить.

Жилые и учебные корпуса плотно уместились внутри подковы, один её рог упирался в густой, но достаточно молодой лиственный лес, на краю слегка «причёсанный» и превращённый в парк, второй — венчался стадионом, несколькими тренировочными площадками и теплицами, посередине втиснулось ещё несколько зданий, а дальше высокий берег обрывался в Орлицу, на дальнюю сторону которой, в большой мир, вёл единственный мост.

От старого белокаменного кремля, кроме стены, осталось три здания. Двухэтажная Княжеская палата умещала в себе две столовых, одна из которых по необходимости и прямо сейчас выполняла функции торжественного зала, несколько больших лекториев, библиотеку и часть администрации университета. В бывшей больнице четыре просторных этажа делили лазарет, факультет природников, который был здесь небольшим, представленным только сильным лекарским направлением и скромным ведьминским, и несколько общих кафедр — химики, физики, историки.

Закрытая и заколоченная церковь, третье и последнее строение, выглядела откровенно чуждой и никак не использовалась. Регулярный косметический ремонт не мог облагородить её, а уподоблял дряхлой, но молодящейся кокетке, злоупотреблявшей краской на лице. Службы здесь прекратились сразу после Волны и больше не возобновлялись, а снести здание почему-то до сих пор не собрались.

Оба преподавательских общежития располагались в самой безлюдной и спокойной части территории, между стеной и княжескими палатами. И сейчас возле них было особенно тихо — кто спал, тот делал это уже давно, а гулять и развлекаться желающие предпочитали в других местах, на всю катушку пользуясь последней возможностью расслабиться перед учебным полугодием. Калинину поселили в дальнем из зданий, по соседству с одинокой пожилой учительницей истории, на втором этаже с угнетающим видом на стену, а адмиралу выделили комнату на первом в ближайшем.

Ева пару мгновений помешкала перед дверью в здание, колеблясь и прислушиваясь. Вдруг её кто-нибудь заметит? Она скажет, что ошиблась корпусом — они выглядели одинаково, а она здесь недавно, поверят, и это будет прекрасный повод решить терзающее противоречие в сторону разумного выбора и уйти к себе. Но помешать оказалось некому, и женщина двинулась навстречу неожиданному желанному приключению.

Дрянин открыл дверь на стук не сразу, но достаточно быстро, Ева не успела возмутиться и опять задуматься, а так ли ей нужно это приключение именно с ним и прямо сейчас. А уж когда мужчина появился на пороге, последний вопрос потерял смысл, едва родившись. Конечно нужно, что за глупости!

Всё же адмирал был чертовски, возмутительно, неприлично хорош! Гостью он встретил босым, одетым в одни только тёмно-синие брюки со стрелками, которые тоже очень ему шли — и цветом, и фасоном. На шее висел бронзовый крестик на простой тяжёлой цепочке — тёмный, старый, с прозеленью. Под светлой кожей перекатывались мускулы, буквально гипнотизируя каждым простым движением. Разворот плеч, сильные руки, рельефный пресс и широкая грудь…

Ева в первый момент застыла на пороге, разглядывая временного хозяина комнаты, а тот усмехнулся, одной рукой молча обхватил её за талию и потянул внутрь, чтобы закрыть дверь. А потом уже и не выпустил, прижал к себе и жадно поцеловал.

Она угадала: Серафим оказался отличным любовником. Напористый и уверенный, властный и грубоватый — но ровно в той мере, чтобы необходимость подчиняться его желаниям и его силе не оскорбляла, а оставалась доставляющей удовольствие игрой и возбуждала ещё больше. И Ева окончательно забыла все сомнения, полностью отдавшись ощущениям и воле потрясающего мужчины, с которым её столкнула случайность.

А ещё он оказался жаден до ласк и поразительно неутомим. Об этом тоже некогда было задуматься, но глубокой ночью или, скорее, уже под утро, Калинина если не впервые в жизни, то впервые за очень долгое время ощущала себя удовлетворённой чуть больше, чем полностью. Переполняли энергия и жажда свершений, и остаток ночи она точно не собиралась посвящать сну.

Ева выскользнула из-под руки мужчины, который подгрёб её поближе и, кажется, задремал. Но это именно казалось, потому что Серафим, который в какой-то момент предложил называть его Сефом для краткости, проговорил, не открывая глаз:

— Куда ты?

— В ванную, — шёпотом отозвалась Ева. Голос звучал хрипловато после всего того, что происходило в этой комнате, но тем самым скрадывал лёгкую тревогу и напряжение, которые женщина испытывала.

Он не спал. Почему?.. Но развивать эту мысль не было смысла, Дрянин не стал требовать развёрнутого ответа и удерживать её и, кажется, в этот раз на самом деле задремал.

Ева бесшумно подобрала свою одежду, благо её было совсем немного, и ушла в ванную комнату приводить себя в порядок. Просто так, без подручных средств, это оказалось трудно — губы припухли, глаза лихорадочно блестели, да и весь вид буквально кричал о том, чем женщина занималась всю ночь, а от причёски и вовсе остались только воспоминания, частью рассыпанные по полу комнаты: куда разлетелись шпильки, Ева понятия не имела. Но оставалась надежда, что удастся пробраться в свою комнату незамеченной — в половине пятого утра вряд ли окажется много гуляющих.