Равным образом и Государство — по отношению к нему — такое же частное лицо, как и он сам (Монарх); но в то же время Государство представляет собой военное объединение, потенциально (государство-завоеватель) всеобщее. Государство, таким образом, тоже раздвоено, оно внутренне противоречиво. Государство тоже начинает разговаривать. Внутреннее противоречие Государства как Единичного воплощается в Языке /langage — язык, речевая деятельность/. Феодальное государство становится, таким образом, абсолютной Монархией, при которой Монарх может сказать: «Государство — это я». Точно так же Придворные служат ему только на словах (Лесть), те, кто ему сопротивляется, сопротивляются тоже только на словах (памфлеты и т. п.).

Раз феодальный Сеньор — частный собственник, то и противостоящее ему Государство тоже становится частным собственником: это абсолютная Монархия.

Новое здесь то, что о противоречии все-таки говорят, а это уже некоторое отношение, связь, синтез, и в этом заключается превосходство — относительное — нового Мира (по-прежнему христианского). Первая форма Говорения /Discours/ — Лесть (версальский Придворный); Король также разговаривает. Версаль — это прото-синтез (чисто словесный) Единичного и Всеобщего.

Но синтез этот — наследственный (он касается Sein, но не Тип Монарха). Более того, Монарха признают только на словах и не все, а один лишь Версаль. И в этом его существенный недостаток в отличие от Наполеона, возглавившего всеобщее и однородное Государство и воистину признанного всеми (благодаря общим Борьбе и Труду всех). Монарха же признает только «весь свет» /«tout le monde»/, версальское светское Общество, ничтожное меньшинство. Придворные, которые говорят ему, каков он, ведут себя вовсе не так, как если бы он на самом деле был таким; они только говорят, что он полный господин над всеми, а жить стараются независимо от него, сами по себе.

Версаль — это, стало быть, не Wirklichkeit /действительность/, а все еще некий «Идеал», «проект», который позже будет претворять в жизнь Революция. (С другой стороны, версальский Придворный — это тот же Человек удовольствия из главы V).

Версаль — зародыш пост-революционного Государства, Людовик XIV — Наполеон в зародыше. Диалектике христианского Мира еще предстоит сделать из Людовика XIV Наполеона (и его двойника Гегеля).

Людовик XIV — абсолютный монарх в пределах своего Двора и только для Придворных. Само его существование зависит от них, в конце концов он и фактически попадает от них в зависимость, как господин, который зависит от своих слуг. Таким образом, Государство, в конце концов, оказывается во власти богатых, Собственности, Богатства и Капитала, т. е. всего того, что для Христианина — Зло.

Государство зависит от отдельной /particulier/ группы людей, и Единичность /1а Particularity/ опирается на Богатство и в нем выражается. Буржуа хочет быть богатым, чтобы быть независимым, для этого его богатство должно быть признано Государством, которое по сей причине должно быть богаче любого из Придворных. Мы получаем, таким образом, буржуазное Государство (Республику или «конституционную» Монархию; Парламентаризм). Монарх отныне — всего лишь имя, пустой звук, власть принадлежит Богатству.

Придворный на деле преследует лишь частную цель (Богатство). Знать и не согласна с таким положением дел в Государстве, и не готова пойти на согласие. Но таково, по определению, «низменное» Сознание. Нет, стало быть, больше ни Простонародья, ни благородного Сословия, а есть одни Буржуа. Вот тогда и воплощается в жизнь то, что принесло с собой нового Христианство: принцип Единичности /1е principe de la Particularity/. «Wahrheit» /истина/ (= раскрытая реальность) Сеньора (христианского) — это Буржуа (тенденция к преобладанию партикуляризма).

К началу Революции настоящих Дворян уже нет. Есть одни только Буржуа. Французская революция несет гибель не Аристократам, но Буржуазии как таковой, восстанавливая (в Наполеоне и посредством /en et par/ Наполеона) значимость и реальность Государства (= Всеобщего).

Богатство отдает Буржуа во власть иным законам, нежели законы (универсалистские) Государства, но он подчиняется экономическим законам, которые — и они тоже — являются всеобщими. Богатство (Капитал) для Буржуа — анонимная всеобщность. Освобождаясь от Государства (благодаря Парламентаризму), Буржуа думал, что освобождается как Отдельное лицо /Particularite/, ибо ему казалось, что Богатство сообразно с принципом Единичности. Но на самом деле Государство не «эгоистично», ему нужно, чтобы граждан было как можно больше, тогда как Богатство, напротив, отторгает желающих обладать им и сокращает число тех, кто им обладает. Значит, Богатство, вопреки видимости, враждебно Единичному. Но цель его — исключительно Единичное. Богатство, стало быть, «an sich aufgehoben», снято в себе. [78] Такова диалектика христианского Мира.

Отмена христианского рабства. Диалектика богатого Буржуа и Буржуа бедного. Все чаще Буржуа (бедный) превращается в Интеллектуала, идеально «снимающего» рабство (в этом его сходство со Стоиком). Отличие от Стоика: он на самом деле (an sich /в себе/) есть Раб самого себя (а не Раб Господина) — Бога, которого он сам сотворил (не догадываясь об этом), и Богатства, которое сотворило его (в чем он не отдает себе отчета). Рабство это — сублимированное (auf-gehoben); конечная причина этого рабства, как и того, первого, кроется в христианском Отношении к смерти; Христианин отрицает собственную конечность (он верит в бессмертие) и отказывается принять свою смерть (как Раб, который сделался рабом, чтобы спасти свою жизнь).