«Но я не закончил...»

«Ничего, — говорит Драйзек. — Закончишь завтра. Я никуда не денусь».

Он знаком отпускает меня, и слуги подносят ему огромное блюдо, на котором лежит превосходно зажаренный дракон с желтой дыней во рту. Я откашливаюсь, а сам глаз не свожу с драконьей ноги — вот бы получить ее в уплату... Конечно, вряд ли мне перепадет такой деликатес, но может же виашино хоть немного помечтать.

«Вот что я тебе скажу, — с усмешкой говорит Драйзек. — Ярость — это не только война и разрушение. С каждым она говорит по-своему».

Я обмираю от ужаса. Всю жизнь я чувствовал в сердце холод, но рано научился имитировать Ярость, и до этого момента никто ни о чем не подозревал. Я скрежещу зубами и для верности рычу: «О чем это ты? Я все время чувствую Ярость. Почти каждый день. Я очень, очень злой».

Драйзек скептически поднимает толстую бровь. «Аррус, мне восемьсот тридцать с лишним лет. Я умею распознавать Ярость, и это точно не она. Но она тебя найдет. Сам я только через сто шесть лет понял, от чего у меня крышу сносит».

Нет. Только не Драйзек. Как такое возможно? Но прежде, чем я успеваю спросить об этом, Иржи утаскивает меня прочь. И вскоре чернила уже льются рекой, напитки плещутся в кубках, и напряжение постепенно сменяется весельем. Внезапно Драйзек делает шаг по направлению к Рурику и Тару. Толпа вокруг него расступается по мере того, как он приближается к вождям клана. Звуки веселья смолкают. Музыка обрывается. Все затаили дыхание. Иржи был прав. Легендарный воин и правда собирается бросить вызов вождю. В тот момент, когда напряжение достигает высшей точки, Драйзек склоняет голову и опускается на колени, а его слуги-люди кладут к ногам Рурика и Тара подрумяненную тушу дракона. «Вождь, прими это в знак моей верности клану Гхор. Пусть твоя Ярость ведет нас к разрушению».

Ruric Thar, the Unbowed | Art by: Tyler Jacobson

Рурик и Тар немного удивлены этим жестом, но уже в следующую секунду каждый отрывает по драконьему крылу и вонзает зубы в жареное мясо. «Нет сомнений, это твоя Ярость разожгла в нашем клане огонь, в котором мы так нуждались, — говорит Тар, и с его губ срываются куски драконьего мяса, — и для нас большая честь видеть, что ты сражаешься рядом с нами».

Эти слова уничтожают все преграды между Драйзеком и членами клана. Теперь он — один из нас. Празднование продолжается, с моих губ срывается вздох облегчения: я чудом не стал свидетелем насильственной смены власти. . .а потом раздается крик.

Это Иржи. Я вижу, что его татуировка светится ярче всех лун вместе взятых, а потом руку охватывает пламя. Он вопит от боли, а его товарищи пытаются сбить огонь землей и тряпками... Но вслед за этим загорается и татуировка Драйзека, а на нее ушло намного, намного больше чернил. В лагере стоит запах горелой плоти, потому что все воины, чью кожу я сегодня украшал рисунками, вспыхивают один за другим. Охваченный ужасом, я собираюсь пуститься наутек, пока никто не понял, что именно я всему виной, но спотыкаюсь о кончик собственного хвоста. В следующий момент я уже болтаюсь в воздухе, и земля качается туда-сюда перед глазами. В поле зрения возникают Рурик и Тар, и я пытаюсь объяснить, что ни в чем не виноват, просто попались неудачные чернила, что мне никак не удавалось добиться нужного цвета, что здорового мааку все труднее сыскать... Но из моего рта вырывается лишь бессмысленное жалкое хныканье.

Я жду, что меня побьют или разорвут на куски, но происходит гораздо более ужасная вещь.

«Твои услуги здесь больше не нужны!» — рычит Рурик, швырнув меня на землю... И меня изгоняют из клана.

В самом сердце Кольца Руин дикая природа постепенно захватывает останки древних цивилизаций: сквозь дверные проемы прорастают деревья, семейство кабанов превращает полуразрушенную церковь Орзовов в свое логово. Лианы оплетают скелеты разрушенных зданий, терпеливо, год за годом, многие тысячи лет перетирая камень в пыль. Витражи, когда-то украшавшие оконные проемы, теперь лежат грудами, и их острые края постепенно затупляются. Но такое чувство, что природа здесь задыхается. Листья деревьев желтеют, лианы приобретают бурый оттенок. Даже земля здесь бледного, нездорового цвета. Она с трудом удерживает в себе жизнь.

Как и я.

Если груула изгнать из клана, не пройдет и пары дней, как он станет пищей для червей — по крайней мере так говорят. Переполняемый страхом, я прячусь в тени, стараясь ничем себя не выдать. Я питаюсь тем, что удается найти; исподтишка наблюдаю, как пара гоблинов дерутся над тушей теленка бивнерога, и пока они таскают друг друга за волосы, подкрадываюсь поближе, чтобы схватить кусок мяса.

«Эй!» — рычит один из гоблинов, заметив меня. Им требуется некоторое время, чтобы ослабить хватку и отпустить друг друга, но я уже несусь прочь, сжимая в руках сочную телячью ногу, и прячусь в высокой траве. Чтобы лучше сливаться с окружающей средой, я позволил своей коже немного потемнеть. Прячась в траве, я замечаю, что стебли растений не сухие и ломкие, как если бы им не хватало влаги, а тонкие и поникшие, словно от недостатка питательных веществ.

Затаив дыхание, я жду, пока моим преследователям не надоест меня искать, и когда они уходят, вонзаю зубы в свою добычу. Мясо отдает кислинкой, словно бы оно испорчено, но ведь гоблины убили этого теленка прямо у меня на глазах. Я продолжаю есть, а в голове при этом только одна мысль: меня изгнали из клана... Обглодав мясо до кости, я поражаюсь тому, насколько она мягкая — согнуть ее проще, чем тонкую ветку.

Растения вянут, чернила портятся, мясо мгновенно протухает. В Кольце Руин происходит что-то странное, и дела обстоят все хуже и хуже. Нужно что-то предпринять, пока не стало слишком поздно. Но я один, я сам по себе. Мне нужна помощь — помощь моих бывших товарищей, но что я могу сделать? Я понимаю, что сильно рискую, но собираю доказательства и, дождавшись ночи, возвращаюсь в лагерь.