— Смотри, как бы ты опять не оказалась пострадавшей! — раздался со стороны веранды чей-то насмешливый голос.

Все обернулись. Высокая светловолосая женщина в темно-малиновом платье с рассыпанными по нему блестками возникла из сумрака сада. Она облокотилась о дверь, линия бедер слегка изогнулась, и асимметричный пояс из нанизанных на длинные нити розовых жемчужин вздрогнул на ее талии.

— Марианна! — поспешил к ней Никита.

— Марианна! — улыбнулся Алекс и подошел поцеловать руку.

Алла нервно повела плечами и проследила взглядом за мужем, сохранившим свое роковое обаяние, несмотря на пятьдесят восемь лет: черные, почти не тронутые сединой волнистые волосы, голубые глаза, утонченный изгиб губ любителя женщин и искусства.

— Добрый вечер! — обратилась ко всем Марианна, не спеша забрать ладонь из руки Алекса. — Сумерничаете?..

— Правда, совсем темно! — согласилась Светлана. — Эдуард, зажги, пожалуйста, торшер, — попросила она Крылова, а сама нажала на клавишу большой напольной лампы.

— Ну и зачем я вам понадобилась? — оглядела общество Марианна слегка удлиненными серыми глазами. — Никита звонил мне несколько раз, напоминая, что я должна приехать. Я прямо с концерта… не дождавшись окончания…

— Я звонил по просьбе Леры, — отозвался Никита.

— Да, я считаю, что все, кого коснется клевета Жаклин, должны совершенно серьезно предупредить ее о неприятных последствиях, — подхватила Лера, поправляя разошедшуюся на пышной груди блузку.

— Или дать ей денег! — выходя на авансцену, заявила Алла.

Воцарилась пауза. Как писали в старину — пролетел тихий ангел.

— В самом деле, если тебе нужны деньги… — попыталась смягчить заявление Аллы Илона.

Жаклин обвела всех пытливым взглядом.

— Ах, как же вам хочется сделать из меня обыкновенную шантажистку! Подобное предложение уже поступало, — вскользь заметила она. Все переглянулись с одним вопросом во взглядах: «Кто предлагал?! Кто задумал обойти всех?» — Деньги свои я получу, не волнуйтесь, заработаю честным писательским трудом!.. — голос Жаклин с каждым словом наполнялся яростью. — И вы все будете у меня плясать тарантеллу! — закатилась она истерическим смехом.

— Стерва! Издевается! — не выдержала Лера.

Марианна брезгливым взглядом окинула Жаклин.

— Насчет меня можешь не обольщаться! Мне плевать на все, что ты настрочишь!.. Ни денег, ни просьб ты… — она сделала презрительное ударение на слове «ты», — не получишь!..

— Зачем тогда приехала? — выжидательно глядя на нее, спросила Жаклин.

— Алекса давно не видела… — расхохоталась певица. — Все гастроли…

Алла едва сдержалась, чтобы не ответить Марианне.

Алекс, наоборот, светился тихой радостью воспоминаний.

— Это к делу не относится! — взяла на себя инициативу Лера. — Надо что-то решать!..

— А что тут решать? — удивился Эдуард. — Мы же не можем ей запретить!

— Мы ей можем предложить компромисс, — продолжала Лера.

— Интересно? Что же это такое вы мне предложите? — ерничая, отозвалась тонким голоском Жаклин.

— Послушай, у нас дети!..

— Спасибо, что напомнила! — ударила себя по бедру Жаклин. — Отправлю вашему скрипачу в Нью-Йорк экземплярчик-другой, пусть почитает о своих знаменитых предках.

— Да как ты смеешь! — сверкая нешуточным гневом в глазах, вскричала Лера.

— Она просто издевается над нами! — подхватила, глядя на жадно хватающую воздух Бахареву, Алла. — Ее убить мало!

— Нет, в самый раз будет! — с уничижительной насмешкой отозвалась Марианна. — Мне, повторяю, плевать, но другим неприятно, а они, пусть мне не друзья, но и не чужие люди. Люблю я их или нет — мое дело, но то, что делаешь ты — низость, — и, не меняя тона, она обратилась к Никите: — Принеси, пожалуйста, мои сигареты из машины.

— Да, и я скажу! Оставь ты эту затею, Жаклин, — вступила Светлана. — Оставь!

— Действительно, ты уже достаточно поиздевалась над нами, — пробурчал Гарри.

— И что же, ты и обо мне надумала написать? — поинтересовался вернувшийся с сигаретами Никита. — Это, по крайней мере, будет забавно. Представляете, если каждая покинутая любовница начнет предавать свои страдания печати.

— Ничего вы не понимаете, мне просто вас жаль! Вы даже не знаете, кого любите!.. Я хочу, чтобы вы прозрели!.. — не обращая внимания на его слова, с пафосом вещала Рахманина.