— Разве вам не велели лестью и уговорами заставить меня отказаться от моего замысла? А если это не получится, то и пригрозить?

— Нет, нет, только не угрожать. Никто на свете не посмел бы предлагать мне это, — брат Жан извлёк из рукава рясы кошелёк из зелёного бархата на серебристом шнурке, вроде тех, в какие укладывают драгоценности ювелиры, — но члены совета просили меня передать вам это в знак дружбы и уважения, меня просили также остаться с вами на какое-то время — о, вы представляете всё в таком свете, что полученные мной указания выглядят совсем иначе! — и попробовать убедить вас, что союз Савойи и Дофине будет означать сосредоточение сил у южных провинций Франции и потому он противоречит интересам королевства, трон которого вам предстоит унаследовать.

Добрый человек, подумалось Людовику, любит меня и пытается честно служить Франции.

— Этот союз будет не угрожать Франции, а наоборот, защищать её, — сказал дофин, открывая кошелёк. В нём лежала красивая золотая цепь с нагрудным крестом, украшенным большим бриллиантом вроде тех, какие он носил как принц-регент Дофине. Один из титулов Людовика звучал так: имперский наместник Священной Римской империи, частью которой номинально являлось Дофине. Разумеется, в отсутствие императора он был настолько независим, насколько это позволяло его мужество, ум и искусство дипломата.

На Людовика произвели впечатление и дорогой подарок, и явное стремление совета договориться. Впрочем, прикинув, во сколько раз дешевле содержания армии обошлась им цепь, он решил, что не стоит переоценивать щедрость советников Карла. Побрякушка в качестве взятки, старый друг — всё это в залог доброго отношения. Что дальше?

— А что, у госпожи де Салиньяк такие же чудесные духи, как раньше?

— Ума не приложу, откуда вы узнали, что она здесь. Да, даже приор обратил внимание на её духи. Вообще-то я собирался несколько дней не обнаруживать её присутствия, так как я опасался, что оно огорчит вас.

Людовик подумал, что совет, судя по всему, держался иного мнения.

— По правде говоря, — заметил брат Жан, — я нисколько не сомневаюсь, что госпожу де Салиньяк удалили от двора в страхе, что она может отвлечь короля от более серьёзных предметов.

— О, мой невинный друг священник! — произнёс Людовик. — Неужели вы не понимаете, что они любезно послали её мне, чтобы скрасить моё изгнание и отвлечь меня? Это, конечно, идея де Брезе либо порождение воспалённого сознания Жана д’Арманьяка. Так или иначе, Маргарита де Салиньяк была одной из придворных дофины, и ей будет оказан соответствующий приём.

Людовик вложил цепь с крестом в кошелёк и протянул его брату Жану. Тот спросил с некоторым беспокойством:

— Как, вы отказываетесь принять это? Ведь меня же со свету сживут. Я никогда не осмелюсь доложить членам совета, что вы отвергли их дар.

— Вы должны вернуться сразу?

— Мне... мне дали понять, что моя миссия может затянуться на некоторое время.

Людовик рассмеялся:

— Ваша миссия, брат Жан, займёт ровно столько времени, сколько захочется мне. Пять лет я ждал вас. Честно говоря, я подозреваю, что вас изгнали, а вы даже и не догадались об этом. Так позвольте мне сделать ваше изгнание счастливым и лёгким. Оставайтесь в Дофине, вернитесь ко мне на службу, станьте снова моим исповедником, лекарем и другом.

— Мне и самому этого хотелось. Но во Франции я ещё сохраняю кое-какое влияние, и мне всегда удавалось отстоять там ваши интересы. Здесь у вас много друзей, там — почти никого.

Людовик погрузился в долгое и тягостное молчание.

— Но здесь у меня нет лекаря.

Смущённо отвернувшись, он снял шляпу и откинул прядь волос, обнажая кожу над правым ухом. Брат Жан увидел рваный шрам, всё ещё вздутый и красный, явно недавнего происхождения. Людовик опустил волосы и снова надел шляпу, возвращая себе вполне благопристойный вид.

— Я сам пытался покончить с ним при помощи коньяка и соли, — мне не хотелось, чтобы кто-то знал. Это случилось ночью Но могло случиться и среди бела дня, на глазах у всего двора, Меня сочли бы безумцем, особенно здесь, на юге.

Брат Жан наконец решился:

— И часто вы так падаете, Людовик?

— Так сильно раньше никогда. Но кто может поручиться, что завтра всё не повторится? В тот раз всё произошло совершенно внезапно.

— Быть может, какие-то признаки надвигающейся беды и были просто вы не заметили их. Иногда симптомы проявляются совсем слабо, их легко можно оставить без внимания — особенно когда голова, подобно вашей, обуреваема великими замыслами и планами.

— Вы останетесь со мной, брат Жан? Останьтесь, молю вас. Мне было так худо без вас, без вашего искусства.

— Конечно же, я вас не покину. Мне с самого начала следовало быть с вами.

— Слава Всевышнему!

Направляясь к выходу, Людовик указал ему на кошелёк:

— А с этим я прошу вас подождать. Не могли бы вы вручить мне его завтра — в официальной обстановке? У меня есть на этот счёт свои соображения.

— Разумеется, раз вы того желаете. Но куда вы направляетесь? Вам нельзя одному спускаться с той горы.