Мы, родившиеся здесь, не считали себя чужими. Это страна была моей родиной. Никто никогда даже намека не делал, что мы здесь пришлые. Нас здесь уважали, любили. Когда я учился в столице, на юрфаке, изредка посещал один из рынков, где торговала соленьями наша родственница. Так вот, когда я приходил к ней, видел, что часто очереди к ней длиннее, чем к другим продавцам. Мы знали местный язык и разговаривали, писали и читали на нем так же, как и на своем.

После окончания университета я по направлению работал следователем прокуратуры в одном из провинциальных районов. Жизнь здесь ничем не отличалась от той, что в других районах республики. Спокойное, размеренное существование без особых хлопот. Жил я в съемной квартире со всеми удобствами. За короткое время полностью адаптировался к местным условиям. Изредка ездил к родителям. Они у меня были уже пожилые. Тем не менее отец, хоть и был инвалидом войны, все работал в колхозе зоотехником. И мама так же трудилась – завхозом в школе. Все мечтали о внучатах. Как приезжал, задавали один и тот же вопрос: до каких пор буду бобылем ходить? В смысле, пока живы, хотим нянчить внуков. А я, такой-сякой, не желаю их понять. И вообще я эгоист! Ну а мне приходилось отшучиваться, мол, не торопитесь, пока рано. Да и пока достойной девушки не нашел. И так далее, так далее…

Таким образом прошло несколько лет. Но вскоре по решению правительства по какой-то причине районы начали укрупнять, то есть два объединяли в один. Нашему ведомству подчинили прокуратуру другого района. И, естественно, увеличилось количество серьезных преступлений. Поэтому часто приходилось ездить в разные поселки, деревни района. Честно говоря, несмотря на то что у меня за столько лет жизни и работы в районе завелось бесчисленное количество знакомых и друзей, все же хотелось переехать к родителям поближе и, если будет возможность, то в столицу.

Но вдруг в конце 1963 года меня, довольно молодого специалиста, неожиданно назначили старшим следователем. Видимо, моя работа кому-то из вышестоящих нравилась. Одним из первых, кто меня поздравил с этим назначением по телефону, был мой друг – преподаватель математики в средней школе Рафик Гасанов. Не давая мне спросить, откуда же он об этом узнал, сразу предложил мне отметить это дело и заодно обсудить кое-какие вопросы. Но, ничего не сказав про время и место встречи, быстро распрощался, дал отбой. К сожалению, вечерний вызов к прокурору не дал возможности строить планы встречи с друзьями в ближайшие дни.

Когда я заходил в приемную прокурора, уже темнело. В связи с тем, что рабочий день давно закончился, секретарши на месте уже не было. Я, постучавшись в дверь с табличкой «Прокурор», попросив разрешения, зашел в кабинет. Его хозяин, худощавый, чуть выше среднего роста мужчина с седым ежиком волос, подпирая голову одной рукой, что-то читал при свете настольной лампы.

– Добрый вечер, Имран Касумович! Вызывали?

– Добрый!.. Добрый!.. Проходите.

Прокурор, встав, протянул руку – его рукопожатие было крепким. Потом, повернувшись к столу, закрыл тонкую папку, бумаги в которой только что читал, и протянул ее мне:

– Как с делом беглеца?

– На завтра к одиннадцати вызвал еще одного свидетеля. После допроса все станет…

Прокурор нетерпеливо меня перебил:

– Завтра сможешь закончить и все оформить как полагается?

– Думаю, да.

– Прекрасно! Если сможешь, сегодня… – Имран Касумович, спохватившись, посмотрел на напольные часы.

– Сегодня уже поздно. Завтра познакомься с этим, – он указал на папку, которую мне дал. – И, не откладывая, начни. Тут ребята что-то забуксовали. Видать, не по Сеньке шапка!.. Что смогли, собрали. Но это…

Имран Касумович сделал паузу, показав пальцем на потолок, продолжил:

– …на контроле.

Прокурор на русском говорил чисто, но акцент, естественно, пробивался. Кивнув мне головой, типа «свободен», притянул к себе другую папку, опять уселся за свой стол.

Попрощавшись с прокурором, я вернулся в свой кабинет. Посмотрев на объем собранных материалов и убедившись, что за час мне это все не переварить, решил лучше утром пораньше прийти, чтобы без спешки со всем этим разобраться. Поэтому закрыл папку в нашем допотопном сейфе, натянул на ходу свой местами запятнанный серый плащ, вышел навстречу холодному ветру. Ненастье озлобленно хлестало дождем по щекам.

Обычно по утрам меня будил репродуктор, висевший на столбе у амбаров с зерном за железной дорогой. Ровно в шесть утра пробуждение народа начиналась с гимна страны. Потом передавали физзарядку в сопровождении музыки. Ну, после новости… и так далее. А в тот день разбудила меня мама:

– Сыночек, вставай. Выгони овечек, пусть немного попасутся около амбаров. Кажется, вчера дядя Бала пригнал их голодными. Блеют без остановки. До школы пригляди за ними.

– А где отец?

Я хотел возмущаться, что он-то спит, а меня заставляют работать с утра!

– Отец с мужиками ушел! – встревоженно прервала меня мама.

Честно говоря, я еще был сонным и не понимал, куда и зачем мог пойти с мужиками отец в такую рань. Пошел так пошел.

Натягивая штаны и заштопанную на локте рубашку, вышел на веранду, заглянув на так называемую «вешалку» – ровный ряд вбитых отцовской рукой гвоздей. Что бы еще надеть сверху? По утрам было очень холодно. Нашел старую-престарую душегрейку. Несмотря на то, что мое худосочное тело можно было обернуть ею дважды, надел ее и, нахлобучив отцовскую папаху, не выключив на веранде свет, двинулся к сараю.